Эгоизм? Я и так знала это.

– Если бы я могла подвергнуть это перегонке, – произнесла я, – какой метод ты бы посоветовал? Для подобного вещества?

– Вероятно, тебе понадобится магия.

– А если без магии?

Фэрроу нахмурился:

– Что значит «если без магии»?

Я посмотрела на свою линзу. Проекция крови на стене уже работала дольше, чем когда-либо у меня дома. Я боялась, что магия распознает природу вещества, которое анализировали с ее помощью. Магия была такой же капризной и непостоянной, как боги.

– Может, есть способ сделать это без нее? – спросила я. – Научными, а не магическими средствами?

Фэрроу казался сбитым с толку, и неудивительно. Наука и магия нередко были частями одного целого, дополняя друг друга, используя одни и те же методы.

– Это… Это сложно. Или даже невозможно. Отнеси это в один из храмов Зраны. Послушай, что скажут жрицы.

– Нельзя.

Между его бровями образовалась морщинка, изумления на лице как не бывало.

– Почему, Лилит?

Я заскрежетала зубами и резким движением смела руны со стола, как раз тогда, когда линза начала слабо пахнуть дымом. Проекция исчезла, отчего в комнате потемнело. Даже во мраке я чувствовала взгляд Фэрроу, жесткий и пронзительный. В его чертах больше не было детского любопытства. Теперь он казался встревоженным, и только.

Ну конечно встревоженным. Я ведь пришла сюда, памятуя, что он один из самых умных людей, которых я знаю. Разве мог он не понять, что находится прямо перед ним?

– Спасибо, Фэрроу. Я ценю твою…

Я уже повернулась к двери, но он схватил меня за руку и крепко сжал ее.

Я окинула взглядом его длинные пальцы, стиснутые на моем предплечье. Затем уставилась на его лицо. Теперь его переполняли беспокойство и такое же восторженное воодушевление, как и несколько минут назад.

В этом был весь Фэрроу. Он разом чувствовал все. И показывал все.

– Скажи мне, что это, – потребовал он.

Я покачала головой, что само по себе было ответом.

– То самое? Живая и мертвая одновременно. Я сразу так и подумал, но потом решил, что ты бы никогда… – Он сглотнул, сдавив пальцы. – Скажи мне, что я ошибаюсь.

Я не могла. Никогда не умела лгать.

Осознав все, Фэрроу помрачнел, с его лица исчез румянец.

– Что ты делаешь, Лилит?

Я отстранилась. От этого осуждающего тона в животе появилась неприятная тяжесть.

– То, что должна.

Но Фэрроу, начав задавать вопросы, уже не мог остановиться:

– Где ты это взяла? Откуда… – Проблеск нового осознания. – У него? Ты ходила к нему? Одна?

– Я сделала то, что должна была сделать, – снова прошипела я, всеми силами пытаясь скрыть раздражение.

Что он себе думает? Разве я не знаю, что это глупо? И опасно?

– Ты собираешься вводить людям кровь вампира? – прошептал он.

– Ш-ш-ш! – заозиралась я.

Его рот резко захлопнулся. Наши взгляды устремились к потолку – к небу за ним, ведь боги могли слышать все.

Я сделала глубокий вдох, выдохнула и тихо сказала:

– Когда я закончу с исследованиями, это уже не будет кровь вампира. Я сделаю из нее нечто иное. Лекарство.

– Это опасно.

Он грустно покачал головой.

– Я позабочусь о том, чтобы это не навредило им.

– Им? А что насчет себя?

Мной овладело неудержимое разочарование.

– А что я? – рявкнула я. – Мы все молились! Следовали учению Белого пантеона. Все те десять лет, что мы были прокляты богами, Витарус получал от нас подношения. Мы спрашивали мнения ученых, священников, послушников, колдунов. Испробовали магию всех богов, включая того, кто проклял нас. Что еще нам остается?

– Я волнуюсь за тебя, Лилит, – тихо сказал он.

Сначала я даже хотела посмеяться над ним: беспокоится обо мне, которой осталось несколько жалких месяцев, а не о судьбе целого города?