– Твою мать! – выругалась Клер, замерев от неизвестности.

Груда из мощных лап, сплетённых голов и выпирающих глаз нависала над ней словно зарослями густых крон, застывших в одночасье.

Она не ожидала, что этот миг, который она относила к своей скорой смерти, превратится в покадровое безумие. Такое бывает разве что в фильмах, где герой в замедленных действиях стреляет или же обменивается с недругом взглядом. Но это было так. Мамаши вели себя престранно, словно в одно мгновение их инстинкты убивать притупились. Озорство их детёнышей показалось им забавным и неузнаваемым. Они больше не капризничали, как обычно, а учились причудливо рычать. А в их незатейливых милых прыжках ножки, без сомнения, крепли, а коготки становились острее всего лишь от трения о скользкие камни.

Были ли эти существа разумными? Видимо, да, раз увидели в густом полумраке проступившую пользу, исходящую не от тёмных стен и холодной воды, а от юной девушки, прижавшейся к камню. Похоже, их разум не говорил о многом, но и не иссякал в диких инстинктах. Они, перебираясь с ноги на ногу, отпрянули прочь, вновь даровав ей возможность дышать. Она не знала, чем обернётся это снисхождение, но предполагала, что ничем хорошим. Неужели они желали привлечь её к воспитанию своих отпрысков? Это было столь нелепо, что казалось поистине абсурдным. Мамаши подвывали, приглашая её в свои ясли, а она не торопилась отпускать спасительный камень.

«Они смогут съесть меня, когда угодно, – думала Клер, – а пользу хотят извлечь сейчас. Я не могу жить среди них, – убеждалась она, – ни нянечкой, ни потешной куклой, никем». А они всё ждали и ждали её шагов.

Клер не была дурочкой и сразу осознала, что происходило вокруг. Полагать, что они всё же испугались её крика, было столь же безумным, как считать их вымыслом больного воображения. Да, они были монстрами, но также они были матерями, отцами и когда-то детьми. Она задумчиво наблюдала за их остывшими и смиренными взглядами и не видела в них больше агрессии. Красный цвет глаз сменился на зелёный, а оскалы зубов и вовсе пропали.

Мрачные, неуклюжие мамаши хотели того, что и все вокруг, – вырастить здоровое и крепкое потомство, – и посчитали, что она поможет им в этом. Одна половина сознания Клер твердила ей – беги, скорее беги; другая, более мудрая, призывала встать и занять предписанное судьбою место. Конечно, ей не хотелось в своём положении пресмыкаться перед ними, но, возможно, только это могло спасти её ещё не родившегося малыша. Она, вспомнив популярные книги о Маугли и Тарзане, посчитала возможным то, на что боялась решиться. Во что бы то ни стало она защитит своё дитя и вернётся с ним домой.

– Деваться некуда, – подметила Клер. И, встав с колен, обозрела круг из благосклонных мамаш.

Смиренная общность, чуть склонившись, подвывала между собой, словно обсуждая её новое назначение. Там, где находилась большая часть неокрепшего потомства, было чуть светлей, чем вокруг, из-за насекомых, облепляющих их панцирные спинки. Туда она и направилась неспешными шажками, дабы не испугать беспокойных родителей.

Оторвав рукав от своей пижамы и намочив его в холодной воде, она принялась обтирать ласковых малышей, которые были по повадкам такими же детьми, как и все дети. Они облизывали её, как щенки, виляя хвостиками, а она, улыбаясь им, только плакала.

Малейшая оплошность, так думалось ей, могла привести её к смерти. И потому она обходилась с малышами ласково, как будущая мать.

Там, вдали, из-за стайки светлячков, покинувших грот, Клер увидела выход, ведущий неизвестно куда. Этот выход теперь стал её целью, но к ней она могла добраться лишь с особой осторожностью и постепенно.