– Стоп, стоп, – оборвал его пьяный Коул. – У меня назрел тост! За жизнь, вплетающую прекрасных дев в наши судьбы! – воскликнул он.

И парни, стукнувшись бутылками с пивом и запрокинув головы, выпили за это с удовольствием.

В данной ситуации главной задачей Барни и Кевина было сохранить заработанные деньги. Что же касалось Гарри и Коула, то они всегда опустошали свои карманы за одну ночь, как и карманы своих друзей.

Пьяные девицы в округе тоже были не прочь покутить на деньги простаков, они то и дело подмигивали им, словно зазывая в свои расставленные сети.

На небе, прямо над ночным баром, символично из-за тучных облаков показалась полная луна. Лишь она одна сияла на тёмном небосводе. Звёзд видно не было из-за многочисленных огней города. Невысокие, трёхэтажные квартирные дома, выстроенные в простом, невычурном стиле, делали Будё несколько провинциальным, но при этом незатейливо милым. Они возвышались на горных склонах и обдувались сильными ветрами. Сильные ветра всегда были неотъемлемой частью этого города, как и крепкие мужские руки.

Вряд ли Будё можно было назвать городом ночной жизни и гуляний, он был довольно тихим и приятным для глаз. Поэтому бары для ночных гуляний находились ближе к пристани, подальше от жилых построек, там пьяные рыбаки не могли бы потревожить спокойствие жителей. Здесь сорвавшийся шум затихал от завывания ветров, а свежий воздух непременно бодрил изрядно выпивших.

Ночлежка для парней Рейне находилась в квартире семьи Стивенсон, в двух кварталах от бара. Туда Гарри и Коул отвели пьяных друзей, а сами вернулись назад в бар, продолжить своё безудержное веселье.

Мать Гарри и Коула, красивая женщина лет сорока пяти по имени Фреа, уложила Барни и Кевина в кровать, как собственных детей, накрыв их общим одеялом. Так прошли остатки их ночи, уступая место дневным заботам, но ребята спали как убитые ещё долго, пока стрелка настенных часов не дошла до одиннадцати. А после, проснувшись, позавтракав и попрощавшись с хозяевами квартиры, они отправились на паром, плывущий до их родимого Рейне.

Домик Барни Фостера стоял чуть дальше береговой линии Рейне и отличался от всех других зелёным цветом и травяной крышей. Хотя подобное приспособление можно было увидеть здесь не только у Фостера, но его крыша, вдобавок ко всему, выделялась розовыми цветочками, высаженными туда его женой Клер.

Она странным образом признавала только этот цвет и утопала в нём, словно белая бусина.

Маленький садик перед домом был засажен петуньей, которая почему-то не цвела. Радужная калитка, ведущая в сад, уныло поскрипывала, порою играя на натянутых нервах. И как только они согласились обжиться в этих тихих местах, ведь вся родня молодожёнов жила в Осло, там, где они и познакомились как-то осенним днём. Этот же дом достался Барни от его покойного деда, что души не чаял в своём внуке. Так, собственно, юная чета и перебралась в Рейне.

Из собственности, помимо дома, Барни имел небольшую моторную лодку, закреплённую чуть дальше, у берега, возле бревенчатой кладки. Мебель в доме и прочая утварь остались молодожёнам от покойного деда и были в хорошем состоянии. Впрочем, Клер, пытаясь обустроить их небольшое гнёздышко, залитое солнцем, многое перекрасила, как и многое отреставрировала. Она была творческим человеком, со своей бурной, пышной фантазией, обрамлённой кантом позитивности и великолепия. Барни же в этих вещах полагался только на Клер, что прекрасным образом оправдывала его надежды.

Кроме чудесных платьев, швейной машинки и небольшого счёта в банке, Клер не имела ничего. Это приданое, доставшееся ей от родителей, было дорого её сердцу и оберегалось теплом пухлых кукольных рук. Она превосходно готовила, повинуясь экспериментам, что всегда заканчивались похвалой. И любила поухаживать за своим мужем. От того он и спешил к ней домой.