Мне пришлось вмешаться, я заявил, что, если они уже прибыли в инфекционный стационар и находятся в грязной зоне, каковой является приёмное отделение, то мы никак не можем отпустить их домой. Они могут самовольно покинуть помещение (на видеозаписи с камер это будет видно), и мы обязаны будем сообщить об этом в Роспотребнадзор, Росгвардию и т. д. и их принудительно вернут в больницу, да ещё оштрафуют.

Они принялись в лучших традициях возмущаться, угрожать, причитать, куда-то звонить, пытаться «решить вопрос». Мне по опыту было известно, что любое миндальничанье с больными слишком дорого потом обходиться, поэтому спокойно сидел и наблюдал за их дёрганьем.

Наконец, когда им надоело дёргаться, они расписались в своих медицинских картах и пошли вслед за санитаркой в отделение. А я стал работать в инфоклинике. Едва я оформил два осмотра, привезли ещё одного пациента. Стали оформлять его.

Когда покончили со всем этим, было уже около восьми вечера. Я сказал девушкам, санитарке и медсестре Лоле, чтоб шли в санпропускник вперёд меня. Девочки переодеваются и моются в душе обычно с девочками, мальчики с мальчиками. Лола с санитаркой не пошла.

Когда та переоделась и прошла в чистую зону, – Лола специально ходила в санпропускник проверять, когда он освободится, – мы с ней проследовали в первое помещение оного, в котором сняли с себя защитные костюмы. Она вела себя абсолютно спокойно, хотя могла бы чего-нибудь отчебучить, – на всём этаже, кроме нас, никого не было. Бросив костюмы в специальный бак, прошли в душевую, там сняли с себя хирургические костюмы, брюки и блузки, предназначенные для одного похода в грязную зону, побросали их в бак… снятое нижнее бельё положили на подоконник…

Я вспомнил слова одной песни группы Сектор Газа: «Тут мы друг друга поняли без слов, ведь у нас очень чистая любовь, на фига слова нам, мы и так поймём, кто о чём думает, ночью мы вдвоём».

Обнимались-целовались мы не больше минуты… потом она примостилась на подоконнике и мы занялись любовью.

Сделав дело, мы искупались в душе, прошли в следующее помещение, в котором была оставлена чистая одежда, оделись, и проследовали в чистую зону… ловя на себе внимательные взгляды коллег.

Мы были слишком увлечены друг другом, чтобы загоняться по поводу сотрудников, наблюдавших за парочкой, следовавшей из санпропускника, из которого по парам не выходят. Переодевшись в уличную одежду, мы отправились в супермаркет. Набрали еды, напитков, – я взял Бехеровку и лимонный Швепс, у Лолы предпочтений не было, она сказала, что немного попробует мой напиток.

По возвращению в больницу мы поднялись на второй этаж, прошли в пустующую «нашу» палату (мы обретались в палате № 12), поужинали, я накатил, Лола от алкоголя отказалась. Только понюхала налитую в стакан Бехеровку и поморщилась: «Брандахлыст какой-то!»

Потом я спустился в рабочую зону, чтобы оформить всех принятых больных в инфоклинике, Лола осталась в палате. Переделав дела, я вернулся к ней… но тут позвонил охранник и сообщил о том, что на территорию заехала «скорая помощь».

Пришлось снова идти в грязную зону. Лола пошла со мной, хоть и не должна была, она свои часы отработала, и вместо неё должна была пойти другая медсестра.

То, что я увидел в приёмке, мне не понравилось: тело мужского рода на каталке в памперсах. Дрова дровами для его 72-х лет. Подарочек из больницы № 2, в которой я поддежуриваю и не работаю с середины апреля, так как моё основное место работы превратилось в инфекционный госпиталь.

Родственники вывали «скорую», чтобы избавиться от недвижимости, фельдшер «скорой» отвёз тело в больницу № 2 с левым диагнозом «Инсульт», там его исключили, сделали томограмму лёгких, выявили, к великой своей радости, вирусную пневмонию, и перекинули тело к нам.