От слов Немеи мама зарыдала еще сильнее.

– Но она ведь выживет? – спросил отец.

– Она будет жить, если нам удастся сбить температуру.

Немея попросила меня намочить полотенце свежей водой, чтобы положить Зейди на голову, и заставила меня смочить парой капель ее кровоточащий рот, поцарапанный занозами деревяшки, которую она зажимала. Старейшина наблюдала, как я промакала ее кровь, но вопросов не задавала. Мама мертвой хваткой вцепилась в руки Зейди, покачиваясь вперед-назад на коленях и бормоча молитвы Талосу и всем остальным богам, которых она могла назвать. Отец расхаживал по комнате, пока Немея перевязывала ногу Зейди тканевыми бинтами.

Через наше окно я видела людей, толпившихся на нашем балконе.

– Смотри, папа, – сказала я.

Наш дом не мог выдержать веса стольких людей. Он вышел на улицу и сказал им, чтобы они уходили, что произошел несчастный случай и утром они обо всем узнают.

Когда я услышала, как губернатор Кристос снаружи вежливо, но настойчиво велел людям уходить, я почувствовала волну облегчения. Он вошел в дом вместе с Элиди и Сэми и поспешил к Зейди. Когда все столпились вокруг нее, Зейди была скрыта из виду, и Сэми сначала заметил меня.

– Нора, что произошло? – спросил он, присев на корточки возле меня.

– Мы плавали. Ее ужалила мертвая медуза волосы девы. Я доставила ее домой так быстро, как только смогла.

Он притянул меня в свои объятия, и я позволила себе на мгновение успокоиться. Сэми позаботится о Зейди, что бы ни случилось.

Мама плакала в углу, а мама Сэми бормотала тихие слова, пока губернатор Кристос разговаривал с отцом. Старейшина Немея закончила перевязывать раны Зейди и наливала воду в горшок. Я наблюдала, как она положила горсть трав и несколько шариков розовой мази и размешала.

Я поднялась с помощью Сэми и пошла разжигать огонь в нашей глиняной печи.

– Что вы делаете? – спросила я у Немеи.

– Крем поможет ее ранам, а бульон поможет ей справиться с лихорадкой.

Когда смесь закипела, она попросила миску и налила в нее бульон. Отец пытался немного приподнять Зейди, чтобы она могла попить, но та была вялой, как морской огурец. Мне показалось, что я увидела движение ее ресниц, и ей удалось проглотить немного бульона, но она не проснулась. Даже, наверное, к лучшему, что она спала, – боль, должно быть, невыносимая.

Немея позвала моих родителей.

– Этой девочке нужно отдохнуть. В таком состоянии она не может ехать в Иларию, даже если предположить, что она еще будет нужна принцу. Завтра я созову экстренное заседание со старейшинами и мы обсудим, что делать дальше.

– С ней будет все в порядке, – сказала мама, выпрямляя спину. – Она была рождена стать принцессой, и она отправится в Иларию через два дня, как и планировалось. Вы выбрали ее. Вы не можете отнять у нее этого.

Серые глаза старейшины сузились.

– Как я уже сказала, мы обсудим это утром. А сейчас всем необходимо немного отдохнуть. Когда девочка придет в сознание, ей будет очень больно. Продолжайте поить ее небольшим количеством бульона. Если боль будет невыносимой, ей можно выпить немного вина, но только чуть-чуть.

– С ней все будет в порядке, – снова сказала мама, но старейшина Немея не ответила.

– Отвези меня домой, – сказала она Сэми, который не стал уклоняться от выполнения наказов старушки, которая ниже его вдвое.

– Я вернусь утром, – крикнул он мне, спускаясь через дверь люка. – Позаботься о ней.

Я кивнула, обхватив себя руками. Я оставалась все в той же мокрой ночной сорочке, но знала, что холод, просачивающийся внутрь, не покинет меня, даже когда я высохну.

– Конечно.

К тому времени как поднялось солнце, такое же красное и зловещее, как раны Зейди, мы все уже проснулись. Она все еще не разговаривала – а только всхлипывала, когда мама качала ее и убирала волосы с лица. Лихорадка пока полностью не прекратилась, но тот факт, что Зейди пришла в себя, был добрым знаком. У меня получилось заставить ее пить бульон небольшими глотками, но она не смотрела мне в глаза. Отец продолжал ходить туда-сюда по дому.