Джеса видела, что лицо графа остается красным от гнева, но еще она заметила блеск в глазах Друсиса, как у охотника, заметившего, что его жертва выбралась из норы.

– Очень хорошо. Но я не стану скрывать свои чувства перед Ингадарисом, Альбиасом, Клавесом и остальными. Если ты не поможешь мне растоптать степных паразитов, я сам с ними разберусь!

Он решительно вышел из комнаты, и слуги поспешно последовали за ним.

Маленькая Серасина снова заплакала, и на этот раз к ней подошла герцогиня, которая взяла ее у Джесы, прижала к груди, дала пососать свой палец, и девочка быстро успокоилась.

– Позови кормилицу, – сказала она Джесе. – Слишком много криков. Малышку нужно покормить, прежде чем она снова заснет.

Джеса направилась к двери, но успела услышать, как ее госпожа говорит герцогу:

– Я бы многое простила твоему брату, если бы верила, что он действительно разгневан.

– Что? – Герцог явно удивился. – Что ты говоришь, Кантия?

– Я думаю, это обман. Он лишь надел маску гнева.

– Ты не понимаешь Друсиса, жена. Он с самого детства был упрямым и горячим. Он всегда сначала прыгал и только потом смотрел куда.

– О, я думаю, он смотрит, куда собирается прыгнуть, – сказала Кантия, и Джеса с удивлением услышала жесткие нотки в нежном голосе герцогини. – Я думаю, он смотрит очень внимательно.

Дверь у нее за спиной закрылась, и Джеса не слышала продолжения разговора.

– Какая разница, приду я на заседание Внутреннего совета или нет? – резко спросил Морган. Они с дедом находились вдвоем в тронном зале, ну, насколько такое возможно для короля и принца, поскольку вокруг молча стали эркингарды. – Раньше тебя это не волновало.

Саймон устало вздохнул и постарался взять себя в руки.

– Ты не прав, Морган. Мы не ругались с тобой всякий раз, когда ты пропускал совет или по другим поводам, но из этого не следует, что мне и твоей бабушке все равно.

Конечно, Саймон испытывал гнев, но, как и всегда, ему было трудно смотреть на внука и не видеть утраченного сына. Те же тяжелые насупленные брови, те же красивые черты лица – во всяком случае, не как сейчас, когда Морган дулся словно капризный ребенок. У Моргана, не такого высокого и худого, как его отец, были те же черты, что и у Джона Джошуа; и порой, когда Саймон пытался воспитывать Моргана, ему казалось, что он ругает бедного мертвого Джонно.

– Но теперь многое изменилось, Морган, – продолжал король. – Пришло время взять на себя определенные обязанности и ответственность, а не исчезать вместе с друзьями в борделях Эрчестера, когда все мы тревожимся о возможном начале войны.

– Да, конечно, ответственность, – с горечью сказал принц. – Я должен вести себя как мужчина, потому что я наследник – да, да, я знаю. Но ты запретил мне участвовать в схватке, когда нас атаковали норны.

Что же, это Саймон хотя бы понимал.

– Не мой выбор. Королева за тебя беспокоилась. Мы знали силы врага…

– Но больше никто не остался в стороне от сражения! Даже бабушка находилась среди солдат. Королева!

Саймону пришлось сдержать еще один разочарованный вздох. Он жалел, что Мириамель не поговорила с ним перед тем, как принять решение. Одно дело – защищать принца и совсем другое – создать ситуацию, из-за которой он почувствует себя униженным.

– Что сделано, то сделано, – наконец сказал Саймон. – Но что будет дальше, зависит уже от тебя.

Морган посмотрел на него, и на мгновение Саймону показалось, что он видит страшный отблеск взгляда отца Мири в горящих глазах Моргана.

– Позволь мне что-то делать, – взмолился принц. – Я прекрасно владею мечом. Астриан меня научил…