Фремур почувствовал, как все у него внутри сжалось. Он хотел лишь поговорить о неприязни между Унвером и его ненавистным братом. Он не понимал…

– Но это не…

– Этого недостаточно? – Унвер разозлился, но даже не посмотрел на Фремура. – Тогда у меня будет больше. Я приведу твоему брату отличных лошадей в качестве выкупа. Но все мое золото ушло на покупку украшений!

– Унвер, нет. – Фремур покачал головой. Он не знал, с чего начать. – Дело не в этом… Я пришел, чтобы сказать тебе…

В глазах Унвера засверкало безумие.

– Что? Что ты пришел мне сказать?

– Что моя сестра Кульва… – Фремур с трудом сглотнул, потому что комок в горле начал его душить. – Мой брат обещал ее Дроджану. Они поставят брачные камни на собрании клана, когда луна будет полной.

Унвер долго молчал, потом посмотрел на Фремура так, словно тот умудрился отрастить перья и взлетел в воздух.

– Ложь, – сказал он, но его голос был пустым.

– Нет, не ложь. Я не видел тебя несколько дней и не знал, слышал ли ты эту новость. – Фремуру вдруг стало страшно, и он попытался отыскать слова, которые прогонят взгляд раненого животного из глаз Унвера. – Я даже не догадывался, что это так много для тебя значит, Унвер, но я сказал правду. И ты должен понимать, что Одриг никогда не отдаст тебе Кульву! Ты… – Он не знал, как найти нужные слова, потому что и сам был таким же. Как рыба в ручье, как он мог найти слова для воды, которая была со всех сторон, и они плавали в ней и дышали ею? – Ты недостоин. Так думает Одриг. Дроджан его друг. Дроджан делает все, что говорит Одриг.

Сверток из промасленной ткани выпал из пальцев Унвера на землю, а лицо побледнело, как сухая трава. Мгновение Фремуру казалось, что Унвер сейчас вытащит из-за пояса нож и убьет его, и он ничего не сможет сделать. Выражение лица Унвера менялось так быстро, что Фремур ничего не успевал понять. Наконец к Унверу вернулся голос.

– Уходи! – взревел он. – Уходи прочь! Ты и твоя проклятая семья! Ты ворон, приносящий плохие вести, хрипящий и чистящий перья на ветке. Твоя сестра столь же фальшива, как договор с обитателями каменных домов!

– Она ни при чем…

– Уходи! – в ярости выкрикнул Унвер, повернулся спиной к Фремуру и решительно направился к своему фургону, над которым он так долго и старательно трудился.

Он приложил руки к его боку, и мышцы на его шее напряглись. Затрещало дерево, фургон закачался, но устоял.

«Он слишком велик, чтобы один человек смог его перевернуть», – подумал Фремур. Но Унвер согнул ноги в коленях, налег на фургон всем телом, издал безмолвный крик ярости и сумел его перевернуть. Фургон медленно, как во сне, рухнул на землю с грохотом, подобным удару грома, и разлетелся на куски.

Фремур повернулся и побежал.

Джеса аккуратно запеленала Серасину и отнесла ее матери, которая с тремя фрейлинами сидела у окна, стараясь использовать светлое время для шитья.

– А вот и она, наша маленькая милашка, мой мохнатый кролик, – сказала герцогиня.

Она отложила рукоделие и взяла ребенка у Джесы, которая терпеливо осталась стоять рядом. Для маленькой Серасины наступило время сна, и вот как это происходило. Джеса не до конца понимала, почему герцогиня Кантия, которая любила свою дочь, так редко брала малышку на руки. Во Вранне, где родилась Джеса, ребенка укладывали на перевязь, рядом с животом матери, как только он мог держать головку, и носили с собой целый день. С детьми жителей материка, во всяком случае теми, которых Джеса знала здесь, в Наббане, обращались как с красивыми драгоценностями или одеждой, их давали матери, чтобы она могла на них полюбоваться, а потом забирали.