И хотя к делу Совет губернаторов приступил еще во времена Войны крови, закончил он лишь спустя несколько лет. Однако все то время, что Вероника жила в пределах империи, ее преследовали мелькающие тут и там обрывочные образы фениксов: выцветшие фрески под слоем облупившейся краски, стеклянная мозаика под треснувшим бетоном… Вероника частенько мечтала, как бы вернуться в те места, верхом на фениксе, и отскоблить краску, разломать тротуар, вскрыть спрятанную истину.

Вздрогнув, она поняла, что эти мечты теперь не так уж далеки от того, чтобы сбыться.

Вероника осторожно глянула на сестру: Вал зубами вскрыла мешочек кукурузной муки, высыпала немного в чашку, щедро полила ее медом и принялась перемешивать в кашицу.

– Для птенца, – объяснила она наконец, кивнув в сторону феникса. – Потом он сможет есть финики и фрукты. Лишь бы достать их.

Вал знала о фениксах все. Спасибо майоре, которая в дни юности была наездницей. Одной из немногих, кому удалось сбежать от преследования… пусть и ненадолго. Бабушка обожала рассказывать истории, и если Веронике нравились рассказы о великих сражениях, то Вал предпочитала жизненные знания. Вероника забрала у сестры миску – Вал старательно отводила взгляд – и поставила ее перед фениксом. Птенец присмотрелся к содержимому, а потом опустил клювик в сладкую кашицу.

– Второй ведь уже скоро вылупится, Вал? – спросила Вероника.

Вал посмотрела на яйцо: больше похожее на камень, оно покоилось в горящих углях.

– Должен, – уклончиво ответила она и с громким стуком захлопнула ставни.

Феникс вскинул было головку, но тут же вернулся к трапезе. Сломанные ставни отсекали почти весь свет близкого к зениту солнца, и комната погрузилась во мрак – если не считать теплого свечения очага.

Странно было сознавать, что их теперь трое. Большую часть своих жизней сестры провели вдвоем. Родители пали еще в Войну крови, а спустя почти десять лет толпа растерзала бабушку.

Исход войны был страшен, но беды продолжались спустя многие годы: наездников выслеживали и судили, небольшие группы мятежников и инакомыслящих ловили и казнили. По империи прошла новая волна недовольства. Совет – правящий орган, состоящий из четырех провинциальных губернаторов, ростовщиков, банкиров, землевладельцев и прочих видных политических лидеров – показательно, жестоко и скоро наказывал всякого несогласного. Испугавшись сильнее, анимаги ушли в подполье еще глубже, а те, кто их ненавидел, стали выслеживать их еще охотнее.

В один из погромов бабушка и погибла. В суде закончился какой-то процесс, и толпа двинулась от его дверей в Теснину, где пряталось много анимагов.

Заслышав шум, майора велела Веронике и Вал бежать, оставив ее. Девочки были маленькие и запросто выскользнули бы в окно. Шустрые, они убежали бы переулками, где бабушке было не пройти.

Вероника не хотела уходить и вцепилась в старую, иссохшую бабушкину руку. Когда дверь распахнулась, та обернулась и посмотрела на нее спокойно и уверенно, словно буря и не разразилась.

– Берегите друг друга, – только и успела шепнуть она. В следующий миг ее поволокли к двери.

Вал ухватила сестру поперек живота и потащила прочь, но Вероника отказывалась так просто уходить. Она лягалась и визжала и даже укусила сестру за руку, но все было тщетно. Ей, охваченной жутким страхом, оставалось во все глаза смотреть, как майора исчезает в бурлящей толпе. Вероника не знала, как их нашли или чем они себя выдали. И думать было нечего образумить толпу.

Вал вытащила сестренку в узкое оконце – едва успев спастись.

Сестры бежали от разразившегося безумия, а в голове Вероники эхом отдавались последние бабушкины слова: берегите друг друга.