После Торвальд отправился в далёкий Киев. Оказалось, что к князю Владимиру было сложно попасть. И тогда проповедник организовал встречу через новую жену князя Ясно Солнышко, византийскую принцессу Анну, Торвальд знал её ещё из путешествия в Константинополь. Я не могу себе представить, кто ещё на Руси в тот момент осмелился бы поехать к князю Владимиру, чтобы просить за Изяслава и Рогнеду. Но у Торвальда был статус посланника византийского императора.

До того, как войти в княжеский терем, Торвальд отпустил ворона. Присутствующий при этом охранник, датчанин по происхождению, с интересом наблюдал, как Хугин сел на крышу одного из домов напротив.

И вдруг у стражника волосы стали дыбом, когда ручная птица звучно произнесла норвежскую поговорку:

– И маленькая кочка громоздкий воз может своротить! – сказал ворон по-норвежски, медленно прохаживаясь по кровле. А затем, к ещё большему удивлению варяга, Хугин начал читать молебен.

В это время дружинники ввели Торвальда к Владимиру. Беседа обещала быть не из лёгких. Торвальд застал Ясно Солнышко сильно раздражённым. Киевский князь был разодет в шёлковые ткани и сверкал самоцветами. Торвальд же был в простом сером плаще и возник перед Владимиром спокойным и сдержанным. Лишь перебирание в правой руке чёток из какого-то полупрозрачного фиолетового камня выдавало в Торвальде оживлённые размышления.

– Как ты посмел нагрянуть ко мне с речью об Изяславе и городе Полоцке. Если бы не княгиня Анна, я бы приказал бросить тебя в поруб или пытать, а потом убить. Ты находишься в моих владениях, твоя судьба полностью в моей власти. Да как у викинга вообще появилась идея прийти с нравоучениями, ко мне, повелителю всех русских земель! – закричал Владимир и многозначительно поднял указательный палец вверх.

Но, несмотря на вопли и угрозы князя, Торвальд как и прежде был невозмутим, и, казалось, что он взирает на обозлённого Владимира с какой-то молчаливой насмешкой.

– Светлейший князь, мне пришлось лицезреть множество знатных людей: баронов, герцогов, графов, королей. Они были моими друзьями или пленниками и даже слугами. Посещая Саксонию, мне довелось увидеть там западного императора, самого Оттона Великого в пике его могущества. К католику императору Оттону посылала гонцов и ваша бабка, княгиня Ольга, с просьбой о крещении Руси. Родственники императора, принимали меня как равного.

При совершении паломничества в Иерусалим я сталкивался с мусульманскими эмирами. А пребывая в Константинополе, объяснялся с басилевсом бескрайней Византии – Василием. Познакомившись со столькими правителями, я не испытываю страха на приёме у князя Киевского.

В нынешнем положении, когда я хочу провести оставшуюся часть жизни в молитвах и служении Богу, темница для этого не худшее место. Гибелью или муками меня также не запугать, я уже давно готов к ним, ежели на то будет воля Господа, – отстранённо ответил Торвальд.

– Прикрываешься громкими именами? Меня опасается и сам византийский басилевс. На моей стороне ратники и ладьи, безграничные территории и богатства всей Руси. А ты кто такой, чтобы мне советовать? – гулко произнёс Владимир.

– Ещё намедни, светлейший князь, вы были изгнанником, а все эти земли, войска и корабли принадлежали вашему брату. Вы, словно посетитель в чужом доме, пользуетесь и восхищаетесь его нарядами, яствами и роскошью. Но вы забываете, что хозяин тут – Бог, а вы только гость. И смерть заберёт у вас золото и корону, ничего не уцелеет. А за мною истина, она гораздо дороже, потому что нетленна, и ничто у меня её не отнимет.

От слов Торвальда настроение Владимира изменилось, князь присмирел. Владимир с изумлением разглядывал чётки Торвальда, в начале их спора они были сиреневыми, затем, играя разными переливами, их цвет переменился на красный и, наконец, во время рассуждений Торвальда о готовности принять погибель, камни, из коих были составлены чётки, стали жёлтой окраски.