Обожаю,

Эверет

Когда в журналах читаешь интервью с успешными актерами, которые зашибают миллионы и придирчиво выбирают роли, они всегда рассказывают о каком-то переломном моменте в жизни – о том, как в семнадцать лет повстречали какого-то обалденного наставника и пару будущих легенд, и два года спустя – БАМ. Они новые люди. Новые звезды. В общем, у меня будет та же история. И это лето станет моим Обалденно-Офигенным Семнадцатым Летом.

Ну, может, не в этот самый момент, когда я в общественном туалете пытаюсь осушить подмышки бумажными полотенцами. Джиа ведь предупреждала меня, какая дикая тут жара. Серьезно, в Огайо вообще знают о существовании кондиционеров? Здесь, видимо, любят, когда раскаленный несвежий воздух фигачит тебе в лицо весь день. Да чтоб я еще хоть раз вышла в эту влажную духоту, где на лицо сразу садится сто пятьсот комаров! Я опускаю руки под струю прохладной воды и ополаскиваю лицо. Это место надо переименовать в Главное Болото Земли.

Пофиг. Я делаю глубокий вдох и смотрю в зеркало на собственный бейдж: большими печатными буквами на нем написано ЭВЕРЕТ ХОАНГ, а чуть ниже – Колледж искусств Люшеса Брауна. На самом деле в имени ошибка – написано было ЭВЕРЕТ ХАНГ, но я стащила со стойки в приемной маркер и втиснула букву «о» куда надо.

Во Флашинге одни Хоанги. Есть Хоанги, которые держат забегаловку с фо[13] в торговом центре – они вечно заговаривают со мной на вьетнамском и смеются, когда я напоминаю им, что знаю только один язык – английский. Еще есть близнецы Хоанги, которые сидят впереди меня на математике. И сотни других Хоангов, чьи имена красуются на каждом углу, на табелях посещаемости и футбольных джерси.

Ну и что, что в Огайо сделали ошибку в моем имени? Это значит, что я такая одна. Здесь я – единственная Эверет Хоанг, которую вам следует знать.

Девчонка с помадой цвета фуксии на губах распахивает дверь в туалет. Поправляет бретельку топа и, прищурившись, читает имя у меня на бейдже.

– Эверет? Из комнаты 202В?

Я бросаю взгляд на размокший информационный буклет в луже у раковины.

– Ага.

– Меня зовут Валери. Я твоя соседка по комнате!

Она подскакивает ко мне, и я оказываюсь в облаке цветочных духов и пышных кудрей. Приветственно обнимаю ее, надеясь, что она не соприкоснется с моими липкими подмышками. Рассмотрев лицо в обрамлении волос, я понимаю, что моя новая соседка – буквально ожившая картинка из глянцевого журнала, как если бы у Элль Вудс[14] и доброй ведьмы Глинды была дочь, которая решила провести лето в актерском лагере. Она не из тех девиц, каких видишь в супермаркетах Квинс: в черных брюках и черной косухе, они не отлипают от телефонов и вполголоса что-то вещают о корпоративной культуре. Дивный, прекрасный край, как сказал бы Аладдин.

Валери выпускает меня из объятий.

– Я так рада! – верещу я. – Правда, должна предупредить: я уже заняла кровать у окна.

– Ничего страшного, мне нравится быть ближе к выходу. Ближе к парням. – Она смеется и дважды подмигивает мне.

Я понимаю, что мы отлично поладим.

Мы вместе выходим из туалета, покидаем общагу и отправляемся в лекторий, где Абель Пирс наконец-то огласит название шоу (окей, с тех пор как мы прибыли в лагерь, прошли всего час и двадцать минут, но кажется, будто минула вечность). По пути туда мы рассказываем друг другу, откуда приехали (Валери – из Южной Дакоты, что звучит безумно – кто вообще живет в Южной Дакоте?), со скольких лет начали ставить голос (обе с двенадцати, и я осуждаю людей, которые портят себе голоса, начав нагружать связки раньше этого возраста), какой у нас самый любимый вид танца (чечетка) и самый