– Нет. – Я растягиваю рот в ободряющей улыбке. – Там классно. И Эверет там будет, так что ты придешь туда уже с подружкой в обойме.
Акил прищуривается, но в расспросы не вдается.
– Ладно, – говорит он, – как скажешь.
Мне не терпится сменить тему. Поэтому мы обсуждаем его друзей из Чикаго и как они прикалывались над тамошними учителями. Я рассказываю Акилу обо всех тайных произведениях искусства, что прячутся в переулках и закоулочках Нью-Йорка: о манге на перекрестках, о граффити под мостами, даже о каракулях, которые некоторые рисуют на вагонах метро. Он рассказывает мне, что его семья перебралась сюда, потому что его мама теперь заведует хирургическим отделением в Нью-Йоркском Пресвитерианском госпитале в Квинс. Я представляю ее лицо на одном из тех плакатов, которыми увешаны стены больницы: ослепительная улыбка, дорогой белый халат, металлический скальпель в руке. Когда Акил спрашивает, чем занимаются мои родители, я отвечаю, что у них свое дело, и стараюсь не думать о тех девчонках из Фэрроу в шифоновых блузах с рюкзаками «Гуччи».
Акил рассказывает, кем хочет стать, когда вырастет. Учителем английского, историком или политиком – но только не скользким типом, а нормальным. Когда он спрашивает, кем хочу стать я, в ответ я говорю лишь «пока не решила», хотя перед глазами, конечно, плещутся моря соевого соуса и масла для фритюрницы.
Вскоре небо окрашивается в рыжевато-розовый цвет, и голуби разлетаются, отправляясь на поиски ночлега.
– Мне, кажется, пора домой, – говорю я, встаю и складываю носком подножку велосипеда.
– Ага, мне тоже. Опаздывать нельзя, иначе босс меня прибьет.
– Родители?
– Нет, – отвечает Акил, – Масуд.
Я улыбаюсь.
– Ах да, конечно.
Убираю альбом в корзинку велосипеда и ставлю ногу на педаль. Ребра ноют от смеха и продолжительной болтовни.
Акил берется за руль моего велика.
– Погоди. Давай номерами обменяемся. На случай… Ну, знаешь, если вдруг тебе захочется заняться городским пешим туризмом.
Он закусывает губу, глаза сверкают. У меня в голове Эверет отплясывает победный танец – она всегда так делает, когда оказывается права. Может, и твое лето будет не таким уж отстойным. Может. А может, это просто случайность и весь оставшийся июнь пройдет совершенно уныло.
И все же я достаю телефон и протягиваю его Акилу. Тот вбивает цифры и возвращает девайс.
– Супер. До скорого, Джиа.
– До скорого.
Я уезжаю восвояси, а мир, кажется, вертится все быстрее и быстрее. Я знаю, что путь Акила лежит в противоположную сторону, к затянутому плющом дому, родителям-хирургам и девчонкам с безупречным маникюром и подобающими дизайнерскими сумками. Как знаю и то, куда лежит мой путь.
Я сую телефон в карман и не отваживаюсь оглянуться.
Групповой чат в мессенджере
Ариэль:
Привет
Эверет:
О господи боже. Она жива!!!
Ариэль:
Да всего-то три дня прошло
Эверет:
Ага но ты видела, что я познакомилась с САМЫМ ЗНОЙНЫМ ПАРНЕМ НА СВЕТЕ
Ариэль:
Он реально самый знойный парень на свете или просто похож на Гарри Стайлза
Эверет:
ВАУ ПОЛЕГЧЕ
Джиа:
Ариэль! Привет! Мы за тебя переживали
Ариэль:
Ну мы девчонки как моя мама ;)
Эверет:
Дадада давай рассказывай про Калифорнию
Ариэль:
Тут норм
Эверет:
Просто «норм»? Как занятия? Ты уже изобрела лекарство от рака??
Ариэль:
Это научно-технологический курс, а не мединститут, Э. К тому же ты знаешь, что меня только психология интересует
Эверет:
Ну тогда можешь чей-нибудь МОЗГ исцелить
Джиа:
Да! Лучший будущий психиатр на всем свете!
Ариэль:
Хах, нет. Ладно, хватит обо мне.
Хочу узнать, как у вас там дела. Как там лагерь, Э – если не считать самого знойного парня в мире?