Пахло в доме чем-то вкусным, домашним. На столе лежал каравай хлеба, ещё тёплый. Рядом – кувшин с молоком.

Елена отломила от каравая пористый мягкий кусок. Только тут Алёшка почувствовал, какой он голодный. Никогда он не ел такого вкусного хлеба. Елена взяла кувшин с молоком, отхлебнула, протянула кувшин Алёшке. Молоко было густым, чуть сладковатым.

– Давай, налегай, – ласково сказала Елена.

В это время в разбитое окно с присвистом влетел порыв промозглого ветра. Кружа по комнате, он погасил почти все лилии. Только венок на голове Елены ещё продолжал светиться, и сверкали изумрудные листья.

– Ладью унесёт. Пойду посмотрю, – сказал Алёшка.

– Никуда её не унесёт, – широко зевнула Елена, и Алёшка увидел её нежный розовый язык.

Он вышел из дома. Нет, ладья была привязана к надёжно вбитому в песок колышку. Когда это Елена успела?

Вдруг кто-то зашевелился совсем близко от него.

Алёшка вздрогнул. В сумеречном свете он разглядел небольшого толстого человечка, сидящего на плоском валуне. На человечке была короткая чёрная рубаха, чуть закрывающая белеющий круглый живот. Пучки чёрных волос торчали в разные стороны. Глаза были тоже чёрные, пустые, один глаз косил. Человечек сидел, скрестив ноги, и смотрел на луну. Странная глуповатая улыбка играла у него на губах.

Человечек поднял руки. И вдруг из его ладоней, из широких рукавов рубахи на Алёшку посыпалось что-то живое, холодное, скользкое. Ой, да это лягушки, ящерицы, змеи! Они шевелились под ногами. Мокрая лягушка невесть как попала ему за пазуху.

Алёшка завопил дурным голосом, задрал рубашку, вытряхнул лягушку на траву. Она с сочным плеском шлёпнулась в воду, погасив маленькую лилию.

– Такая вот история вышла, – равнодушно проговорил человечек, по-прежнему глядя на луну. – Наловил разных гадов. Хорошо это или плохо? Не знаю! А мне всё равно.

Алёшка бегом бросился к дому. Только на крыльце оглянулся и удивился ещё больше.

Луна стряхнула с себя обрывки туманных облаков. Всё озарилось ярким холодным светом.

В этот миг человечек ухватил себя руками за пятки… Раз! И вывернулся наизнанку. Как он это сделал, Алёшка так и не понял. Только вывернулся, и всё. Теперь на человечке была светлая холщовая рубаха, волосы совсем светлые, жёлтые, как солома. Человечек по-прежнему придурковато улыбался.

– Такая вот вышла история, – вздохнул человечек. – Летел над садами, нарвал всякой всячины. Хорошо это или плохо? Не знаю. А мне всё равно…

Человечек сложил ладони, на Алёшку посыпались яблоки, апельсины. Перезревшие груши падали на ступеньки. Апельсины, подпрыгивая, покатились в разные стороны.

Алёшка подхватил большую гроздь винограда и бросился в дом. Захлопнул дверь, задыхаясь, прижался к ней спиной.

– Лодка на колышке. Смотри – виноград! Привязана крепко, – бестолково проговорил Алёшка, протягивая Елене гроздь винограда.

– А, Выворотень, – равнодушно протянула Елена. – Выворотень кинул, да?

– Кто?! – с изумлением переспросил Алёшка.

– Ну, Выворотень, – уже нетерпеливо проговорила Елена. – Вот противный! Накидает чего-нибудь, потом схватит себя за пятки, вывернется наизнанку и опять накидает. Терпеть его не могу, да никак его не изловишь, улетает.

Алёшка посмотрел на Елену. До чего ж красивая! Венок из светящихся лилий съехал набок. Волосы растрепались. Так она ещё милей.

– Там, в углу, оленья шкура, заберись под неё и спи. Ночь будет холодная. – Елена дунула на кувшинки, плавающие в миске, и они погасли, как свечи. Стянула с головы венок, дунула, и он тоже погас. Лунный свет за окном сразу стал ярче.

Алёшка забрался под жёсткую оленью шкуру. Скоро он услышал тихое и ровное дыхание Елены. Уснула, а ему чего-то не спалось. Под ним хрустело сухое сено, остро и незнакомо пахла оленья шкура.