– Может быть. Можешь ее напеть?

Я напела мелодию, а затем ахнула, когда сумела вспомнить последнюю строчку.

– «И розы красные вокруг ее шеи, и нет другой лошади милее». Красные розы, Зейди!

Я закружилась со своей сбитой с толку сестрой, схватив ее за руки.

– Я не понимаю, – ответила она.

– Сэми жив!

Зейди встала на ноги, останавливая вращение, и я подождала, пока комната вокруг меня перестанет вращаться.

– А что, если я ошибаюсь насчет песни? – спросила Зейди. – Что, если это всего лишь совпадение?

– Это не совпадение, – не сдавалась я. – Нам нужно рассказать об этом губернатору.

– Мне жаль, Нора, но мы не можем рассказать Кристосу об этой песне, – сказала мама.

Папа положил ладонь на мое плечо.

– Я понимаю, что ты хочешь помочь. Но это может подарить ему ложную надежду.

Я замешкалась. Возможно, они правы. Если я ошиблась, у Кристоса останется еще меньше причин доверять мне. Но надежда оставалась надеждой, а Варинии ее не хватало слишком долго. Я не могу пойти в дом губернатора и доказать ему, что Сирен мертв и что Вариния свободна, но я могла дать ему это.

– Это не ложная надежда, – сказала я, поднимая дверцу люка. – Сэми жив. Я точно знаю это.

Я не откажусь от поисков Сэми, что бы ни думали все остальные. Он не только был необходим для счастья Зейди, но и дважды рисковал своей жизнью, чтобы увидеть меня на портовом рынке, и именно его преданность Зейди и мне сделала его легкой мишенью для Федры. Если бы мы поменялись местами, нет никаких сомнений, что Сэми стал бы меня искать.

Единственный истинный вопрос заключался в том, смогу ли я, найдя его, вернуться туда, где все отвернулись от меня и от людей, которых я люблю.

И что еще более важно, захочу ли я вообще этого?

– Я не могу поверить, что они даже не выслушали меня.

Я села на кровати рядом с Зейди, а на глаза навернулись слезы отчаяния. Моя беседа с губернатором Кристосом прошла ужасно. В прошлом я была одной из немногих жителей деревни, кому было позволено заходить в его дом благодаря близким отношениям между ним и моим отцом. Теперь же я едва могла изложить свою версию о Сэми и продавце воздушных змеев, поскольку Кристос и слышать ничего не желал от меня.

Но гораздо более мучительным, чем его пренебрежение, было осознание того, что он не поверил, что я убила Сирена. Каждый раз при упоминании мною имени Сирена я мысленно возвращалась к последним мгновениям, проведенным с ним, вспоминая тепло его крови на своих руках и неприкрытую ненависть в его глазах. Ужасным был уже один факт того, что я заколола его; но то, что никто мне не верил, было в сто раз хуже.

Зейди провела пальцами по моим волосам.

– Мне жаль, Нора. Я знаю, скольким ты пожертвовала, и довольно скоро это случится и с остальными жителями Варинии.

Я шмыгнула носом и вытерла рукавом свои слезы. Несмотря на предостережения Зейди о ярости жителей деревни, где-то в глубине души я все же надеялась на мирное возвращение домой. Как я могла ожидать того, что меня примут обратно, когда здесь меня презирали больше, чем когда-либо?

– Давай немного отдохнем. Уверена, мы это заслужили.

– Я скоро лягу, – сказала я. – Мне нужно еще немного времени, чтобы подумать. – Я вышла на балкон и подняла ковшик из бадьи с питьевой водой. Ее было удручающе мало. Кристос и Элиди полагали, что ожидание спасения являлось разумным решением, но оно не могло наполнить наши бадьи и желудки уже в течение многих лет.

Когда-нибудь мы получим официальное сообщение о том, что Вариния свободна, – губернатор настаивал на том, чтобы этого дождаться. Я задалась вопросом, насколько все изменится на самом деле. Я не могла себе представить, чтобы старейшины отправились в Иларию; даже если бы они захотели покинуть нашу деревню, земная болезнь могла погубить их. И как бы сильно я ни ненавидела понятие «дети волн», изоляция в Варинии породила нашу абсолютно детскую беспомощность в том, что касалось жизни на суше. Кто научит их, как там выжить?