Возможно, нам нужно подождать, пока и его отпустят кошмары. Пока он успокоится и уже не будет каждое мгновение печься о моей безопасности. Пусть я и понимала его потребность защитить меня. И страх меня потерять я тоже понимала… Надо будет все спокойно ему объяснить, когда вернусь.

Но ведь столько глаз видели мою нерешительность…

У меня затряслась нижняя губа. Я расстегнула платье, позволив жуткому нагромождению ткани упасть с плеч.

Постепенно все гипюрово-шелковое недоразумение переместилось на мраморный пол, сделавшись похожим на громадное измятое пирожное. Даже нижнее белье выглядело смешным и дурацким: кружевная пена, которой Тамлин вначале должен был бы восхититься, а затем – изорвать в клочья.

Скомкав платье, я запихнула его в шкаф. Туда же отправилось и нижнее белье.

На фоне белого шелка и кружев моя татуировка выглядела еще резче и рельефнее. Мое дыхание участилось. Я схватила с другой полки первую попавшуюся одежду и только сейчас поняла, что всхлипываю, а глаза полны слез. Я облачилась в бирюзовые штаны, оканчивавшиеся возле щиколоток, и такую же рубашку с короткими рукавами. Кромка рубашки доходила мне до пупка. Возможно, при Дворе ночи была такая мода. Меня это не волновало, как и то, что ткань была мягкой и теплой.

Я забралась в кровать. Казалось, она только и ждала меня. Собрав остатки сил, я задула лампы.

Когда вокруг стало темно, я по-настоящему дала волю слезам. Я вздрагивала от рыданий. Они поднимались в воздух и через открытые окна улетали в звездную, снежную ночь.


Я долго ворочалась, однако под утро заснула. Меня разбудил негромкий стук служанок. Открыв глаза, я некоторое время не могла понять, почему моя кровать вдруг стала такой мягкой и почему вместо зеленых холмов в окно видны серые заснеженные горы… Потом я вспомнила, где нахожусь и что этому предшествовало. Вместе с воспоминаниями пожаловала головная боль, накатывая на меня волнами.

Последовал еще один стук в дверь, затем служанки объяснили, кто они такие и зачем пришли. Я выбралась из кровати и впустила их. Двойняшки смущенно поздоровались и сообщили, что завтрак начнется через полчаса, а до этого мне необходимо вымыться и одеться.

Я бы их не узнала, однако хорошенькие черноволосые двойняшки держали себя так, словно я была хорошо им знакома. Ничего удивительного: прежде я видела лишь тени, чьи лица скрывались за непроницаемой завесой темноты. Но теперь, когда не стало Амаранты, служанки предстали передо мной в своем телесном облике.

Их звали Нуала и Серридвена. Возможно, они уже представлялись мне, но в Подгорье меня не заботило, кого как зовут.

Я не стала их смущать и спрашивать, передают ли они мне приказ Ризанда, или это их собственное пожелание. Наверное, последнее. Должно быть, выглядела я прескверно. Я сказала им, что мыться и одеваться умею самостоятельно. Служанки не спорили. Сложив на кровати одежду, они ушли.

Я погрузилась в пруд с горячей водой и поняла, что готова просидеть там весь день. Но в мою головную боль вклинилось еще одно ощущение. Казалось, меня дергают за невидимую нитку. Ощущение было мне знакомым: другим утром, спустя несколько часов после гибели Амаранты, Ризанд позвал меня на разговор. Меня не просто дергали за ниточку. Чувствовалось и любопытство дергающего.

Я сидела по шею в воде, разглядывая чистое зимнее небо. Над вершинами гор по-прежнему свирепствовал ветер, сдувая снег… Я не ощущала присутствия Ризанда, не слышала хлопанья перепончатых крыльев. Но меня продолжали дергать за ниточку. Меня звали, как зовут слуг, звоня в колокольчик.

Бормоча под нос ругательства в адрес Ризанда, я вымылась, затем быстро оделась.