Фицрой почти завизжал ликующе:

– Ты смотри, смотри на их рожи!.. Ох, и аппетит у меня сегодня будет. И счастливый крепкий сон.

– А как же без баб?

Он отмахнулся.

– Какие бабы, когда такое!.. Бабы все просто бабы, а здесь красота!.. Будешь еще?

– Надо, – ответил я со вздохом. – Культура согласных ведет, несогласных тащит мордой по земле, а то и по битому камню. Милосердие обязывает быть жестокими. Давай еще по чаше, а потом закончим…

Он разлил по кубкам вино, спросил неожиданно:

– Когда вернемся, чем займешься?

– В Дронтарию?

Он изумился:

– Разве мы теперь не дронтарцы?

– Океаном займемся, – ответил я серьезно. – А ты что думал?.. Нет, бабы подождут. У нас ситуация просто уникальная, не воспользоваться глупо… Понимаешь, в океане наверняка сотни и тысячи островов, больших и малых… Да что там островов, там могут разместиться десятки континентов!.. А кто первый, того и тапки. У нас земли может быть побольше, чем здесь у всех местных королей.

Он смотрел блестящими глазами, не сразу перевел дыхание.

– Ты… у тебя и размах…

– Не земли важны, – сказал я серьезно. – У кого земли, у того и закон. Можно сразу начинать выстраивать рай на земле!.. Ну, для начала посадить дерево познания Добра и Зла…

– Чего-чего?

Я отмахнулся.

– Да это шуточка такая. Имею в виду, не бороться с людьми, насаждая разумное, доброе, вечное, а попробовать с самого начала.

Он поинтересовался скептически:

– Людей где брать? Если из Дронтарии перевозить, то те уже привыкли к старым обычаям. Если местных… Кстати, а вдруг там на островах уже обитают, да еще такие, что нас порвут голыми руками?

Я пробормотал:

– Прибудем к их берегам, увидим, кто кого порвет…

– Ты наш миротворец, – сказал он в восторге. – Что-то мне гуманизм и твое человеколюбие нравятся все больше!

Я взял трубку прицела, одним движением отстегнув ее от винтовки, поднес к глазу.

На башне толпятся люди в богатых одеяниях, точно знатные глерды, а еще двое простых рабочих, тоже судя по одежке. Один держит в руках знамя, глерд объясняет ему что-то, тыкая пальцем в сторону изуродованной верхушки каменного шпиля.

Фицрой приложил к глазам бинокль.

– Ого… Ты прав, в самом деле попытаются поднять снова!

– Обязаны, – ответил я, – это же дело престижа. Ладно, пора напомнить, что с нами нужно разговаривать уважительно, а не.

– Давай, – сказал он ликующе, – люблю смотреть!

– Смотреть я тоже люблю, – буркнул я.

Я подождал, пока рабочий вскарабкается на заметно укоротившийся шпиль, а как только прикрепил там знамя, на этот раз крепко примотав древко веревками, я начал ловить в крестик прицела на этот раз не самое уязвимое место, а как раз самое надежное у основания шпиля.

Фицрой жадно смотрел, как я задерживаю дыхание и медленно нажимаю на скобу. В круглый экран прицела видно, как мощно и беззвучно брызнули осколки камня. Глерды, что смотрят с ожиданием вверх на рабочего, отшатнулись, кто-то присел, остальные трут глаза кулаками.

Рабочий в испуге сорвался вниз, вскочил и отбежал к барьеру, едва не перевалившись на ту сторону.

Фицрой сказал мстительно:

– Ну подстрели хоть одного!

– Рано, – ответил я, чуть сдвинув прицел на часть каменной плиты, что поддерживает шпиль. Целиться в толстое основание намного проще, я снова нажал на скобу и со злой радостью увидел, что не промахнулся.

Пуля разнесла камень в пыль, шпиль рухнул целиком, придавив одного из знатных. Глерды разбежались, но тут же вернулись и начали вытаскивать придавленного.

– Все, – сказал я, – возвращаемся.

Как только я собрал винтовку, Фицрой подставил раскрытый мешок и сказал бодро:

– Я понесу!.. Твой арбалет потрудился на славу. Он заслужил, чтобы его нес такой нарядный красавец, как я.