Моя семья была из маленького провинциального городка, большая часть жителей работала на машиностроительном комплексе, рядом с которым и вырос населённый пункт. Все друг друга знали, ходили в гости, праздновали в шумных компаниях. Я со своими ровесниками пошла в один садик, потом в школу. И всё бы ничего, если бы не отец. Его знали все, как примерного семьянина, добившегося хорошей должности, не пьющего и не гулящего. Только никто и представить не мог, в какого монстра он превращался за закрытыми дверьми нашей квартиры.

Мы с мамой боялись поднять глаза в его присутствии, подать голос. Его дом должен быть идеальным. Так он учил маму. Кулаками. Ему было всё равно, что та работала по двенадцать часов на заводе, не всегда успевая сделать всё по дому.

Мама молчала, никогда не жаловалась на него. Да и не принято это было, выносить сор из избы. Терпела, плакала по ночам, замазывая дешёвой пудрой перед работой синяки.

Однажды его очередной «урок» вышел из-под контроля. Мама упала от удара и сильно приложилась головой о батарею. С того дня она слегла. Ни скорая, которую всё же вызвал отец, когда смыл с неё кровь, ни потом врачи в больнице утешающих прогнозов не давали. Мама слабела с каждым днём, и через месяц её не стало. Мне тогда исполнилось пятнадцать.

Я не могла смотреть, как он лицемерно скорбит над маминым гробом. Душу рвало на части от ярости и бессилия. Все обязанности по дому он свалил на меня. Теперь уже мне приходилось пудрить синяки. Почему не пошла в полицию? Не знаю. Наверное, не хотела осуждающих взглядов и сплетен.

Дождавшись своего шестнадцатилетия и получив паспорт, пока отец был на работе, собрала вещи, оставила записку, чтобы не искал меня, и смылась из дома.

Устроилась на завод, повезло попасть в другой корпус, в котором отец не появлялся, сняла комнату в общаге. Школу пришлось бросить. По ночам просыпалась от страха, всё мерещилась тяжёлая поступь отца. Я боялась его до нервной дрожи, до заикания. Лишь через полгода, когда убедилась, что он и не пытается меня искать, успокоилась и вздохнула свободно. Так прошло четыре года. Зарплату подняли, смогла снять комнату поприличней. Только вся моя жизнь так и была серой полосой. Изо дня в день одно и то же: завод, дом, завод, дом. Друзей не было. Людям я доверять не научилась. Отношений с парнями боялась как огня, в любом юноше мне виделся садист. Так и жила. Пока однажды, возвращаясь затемно с работы, в подворотне не столкнулась с грабителем. Жуткий мужик, от которого смердело перегаром и испражнениями, выскочил из-за мусорного бака:

– Деньгу гони, – просипел он севшим голосом.

Щаз. В тощеньком кошельке притулилась пара тысяч, это на еду до конца месяца. Отдам, помру с голодухи. Я ринулась в бой за свои богатства, вцепившись в потрёпанную сумку. Побоев не испугалась, привычная. В пылу драки не заметила блеснувшего ножа, лишь когда правый бок пронзила острая боль, глянула вниз, увидев, как по майке хлынула почти чёрная кровь. Изумлённо прикоснулась к ране рукой и отключилась, очнувшись уже здесь. Поморщилась, вспоминая своё долгое выздоровление. Однако готова вынести и больше, лишь бы остаться в этом мире. Это же ожившая сказка, мечта. Пусть и немного страшная поначалу. Не хочу больше видеть обрыдлую комнату и цех, тонувший в мазуте и вони нагара. Я сделаю всё, чтобы занять место Александры. Магия? Как скажете! Заниматься буду день и ночь. Не хочу, чтобы и здесь мной помыкали мужики, хоть князья, хоть графья. Садизм лица не имеет, как и сословия. Нет уж. Стану независимой, сильной. Изучу всю подноготную графини, никто и не заметит подмены.