Он вошел в комнату, и Беренгария ощутила нервную дрожь, странную смесь возбуждения и тревоги. Казалось, целая жизнь минула с тех пор, как они были вместе. Ричард принес масляную лампу и теперь поставил ее на маленький столик близ кровати. Беренгария предпочла бы полную темноту, не желая, чтобы он видел румянец ее смущения, но после его вспышки за ужином, возражать не рискнула. Испанка прикрыла глаза в молчаливой молитве – пусть в эту ночь его семя пустит росток в ее чреве, – а когда открыла, он стоял у кровати и смотрел на нее. Беренгария подумала, как прекрасен он в свете лампы, и смущенно улыбнулась. Флирт никогда не давался ей так легко, как Джоанне. Она никогда не была наедине с мужчиной до Ричарда и теперь смущенно подумала, предпочел бы он видеть жену более опытной, больше похожей на прочих женщин при королевском дворе.

– Ты прекрасно выглядишь, – произнес он, к ее удивлению, ведь в прошлом его комплименты были столь же конкретными, сколь и редкими. Он хвалил ее глаза, улыбку и волосы, а однажды, к ее сильному смущению, даже грудь. Надеясь, что он не заметит румянца на ее щеках, Беренгария подвинулась, давая ему место, и король начал раздеваться. Он, как всегда, сделал это поспешно, бросая одежду там, где стоял, и потом, после почти двух лет, она оказалась в постели с собственным мужем.

Где-то в уголке ее ума притаилось невысказанное недовольство, нашептывая, что не слишком вежливо с его стороны заявлять о супружеском праве безо всяких объяснений или даже извинений по поводу своего необъяснимого поведения. До этого момента у Беренгарии не было возможности поговорить с супругом наедине, но она знала, что этого опасного разговора лучше не касаться. Ей хотелось любви, хотелось вернуть своего мужа, и потому, когда он привлек ее к себе, она с готовностью подчинилась, сказав себе, что поговорить найдется время и позже.

Вскоре Беренгария обнаружила, что у ее тела есть собственная память – оно отзывалось на его прикосновения так, словно и не было никакой разлуки. Она чувствовала на губах его горячие губы, и кожа тоже казалась горячей. Он стал целовать ее шею и грудь, и ее дыхание участилось. Ее руки гладили его спину, и она улыбнулась, ощущая эрекцию, доказательство, что он по-прежнему желает ее. Когда он вошел в нее, она чуть вскрикнула, ощущая, как боль превращается в наслаждение, и прижималась к нему, пока он тоже не вскрикнул от удовольствия. Ей хотелось большего, хоть она и не сознавала, чего именно. Но Беренгария была счастлива как никогда за долгое-долгое время.

Когда он стал отстраняться, она промолвила: «Нет, не сейчас», – чувствуя себя очень дерзкой, и с облегчением уловила тень ответной улыбки – ей не хотелось, чтобы муж счел ее похотливой. Священники поучали в проповедях, что даже в браке соитие заслуживает порицания, если служит лишь для удовлетворения похоти. Люди должны оставаться бдительными, дабы избежать соблазна впасть в грех.

Ричард оперся на локти, но, быстро поцеловав ее, перекатился на спину. Спустя еще пару секунд, он поднялся и пошел искать полотенце, которое принес к постели, чтобы вытереть их обоих. Он так же делал и в их брачную ночь, и Беренгария улыбнулась при этом воспоминании. Когда король снова забрался в постель, жена приникла к нему и положила голову ему на плечо.

Она дотянулась до полосы шрама на его бедре, провела по ней пальцами, стараясь припомнить, что он говорил о том, как получил эту рану. Та, что на левом боку, под ребрами, была входным отверстием от стрелы сарацинского арбалета, ее Беренгария слишком хорошо помнила.