Как только ей в голову пришла мысль о снисходительном покровительстве, – недоумевала Талли.

Страсть – вот что привлекало в Максиме. Неважно, что это была страсть к истории. Талли знала: как импотент во всем импотент, так страстный человек во всем страстен. Все-таки она была психологом…

…Макс чувствовал: это лицо напротив вдохновит его на великие свершения.

Он уедет в Потсдам…

Черт! Вдруг Талли не захочет ждать, пока он окончит университет? Целых три года. Черт!

Тогда надо уехать в Москву, покорить столицу, сделать карьеру, начать зарабатывать, как топ-менеджер, и позвать к себе Талли. Они вместе станут расти над собой, бороться с трудностями и добиваться…

Стоп, стоп, стоп, – честно попытался осадить себя Максим. Талли, собственно, уже всего добилась. Или нет? Одно дело – периферия, захолустье, и совсем другое дело – столица. Здесь она – голова у мухи, а там, может статься, окажется хвостом у слона.

Значит, он поедет, разошлет резюме в самые крутые международные компании, пройдет собеседование и оставит конкурентов далеко позади. Работодатель просто не сможет ему отказать, такому профессиональному и обаятельному.

И вообще Лешка соврал – и вовсе Талли не старая, вон, ни одной морщинки, личико гладкое и хорошенькое. А еще друг называется.

Все эти мысли проносились в голове у Макса независимо от того, о чем он в данный момент вещал.

Разделавшись со Смутным временем, Макс благополучно перескочил на Петра Первого, рассказал, как царь не выносил одиночества, ненавидел большие залы и если его оставляли одного на ночь, прятался в шкаф.

– Настоящий экстраверт, – заметила Талли и погрустнела. Пример с Петром Первым напомнил ей о другом любителе шкафов.

Больного аутизмом малыша папа оставлял в комнате одного, а сам забирался с компьютером в шкаф и работал, работал, работал… Талли почувствовала, что задыхается.

Макс посмотрел на нее с тревогой:

– Что с тобой?

– Да так. – Она стряхнула липкую паутину воспоминаний. – Максим, скажи, а ты кем видишь себя в сорок лет?

На мгновение Макс потерял ход мысли, похлопал глазами и застеснялся:

– Режиссером документального кино.

– Так ты хочешь учиться за границей, чтобы сделать имя в документальном кино?

В голове у Макса случилось нечто подобное взрыву на макаронной фабрике.

Пытаясь вспомнить что-то важное, он с потерянным видом смотрел на Талли:

– Ну, да. Для этого.

Кратковременная амнезия отступила, сознание прояснилось. А как же топ-менеджерство? А как же ведущие мировые компании? – с некоторым испугом вспомнил он. Для них он будет потерян навсегда!

Внезапно грудь сдавило, Максу сделалось по-настоящему страшно, он даже побледнел.

– Что? – моментально догадалась Талли, – страшно стало?

– Ты знаешь – да, – с нервным смешком проговорил Макс.

– Это понятно. Всегда страшно менять жизнь. – Это заговорил психолог, сообразил Макс и почувствовал себя совсем скверно. Не желая продолжать разговор, спросил:

– А ты не хочешь переехать в Москву?

– Может быть, года через два. – Талли улыбнулась, и сердце Максима исполнило матросский танец «Яблочко».

Все сходится! Куда ей еще переезжать, как не в Москву! А там он – режиссер документального кино… Или – так и быть – блистательный управленец высшего звена…

***

…Планы летели кувырком. От знакомства с Талли горизонт заволокло, как туманом, никакая Германия в этом тумане не просматривалась.

Все мысли Макса теперь были заняты исключительно Лешкиной сестрой. Ну, почти все.

Было одно дело, за которое он взялся втайне от всех: написание сценария документально-исторического фильма в жанре «infotainment»-шоу.

Пока еще российское документальное кино делало первые шаги в этом жанре, и Макс оценивал эти пробные работы на слабенькую тройку: им было далеко до творений Джастина Харди – мэтра западной документалистики и кумира, второго после бога. Наши экономили на всем, а шоу не терпит экономии.