– Господин полковник, – в кабинет заглянул капитан Рыжов, – вы приказали зайти.

– Да, Рыжов, – Тандаджи поставил запись на паузу, – я определился с вашим следующим заданием.

Василий приуныл, и начальник некоторое время наслаждался сменами оттенков вины на его лице. Рыжов тяжело переживал свой провал в Теранови.

– Так вот, – продолжил тидусс, когда воспитательная пауза была закончена, – вы снова отправляетесь в Теранови. Будете работать при дипслужбе и докладывать мне о контактах с Песками. Работать, Рыжов, – добавил он сухо, видя, как капитан от радости чуть ли не с объятиями готов к нему рвануть, – а не поедать колобки и развлекаться с вдовушками.

– Я, может, жениться на Эльде хочу, – с некоторой даже обидой сообщил капитан. На слове «колобки» глаза его воодушевленно блеснули.

– Дело хорошее, – ледяным тоном поддержал командир, – новый опыт – это всегда прекрасно. Когда решите, «может» или женитесь, сообщите мне. Смелость требует поощрения.

Капитан Василий Рыжов

Рыжов недоуменно и подозрительно посмотрел на невозмутимое начальство, но интересоваться, что тот имел в виду, не решился – отрапортовал «так точно» и удалился. А тидусс, воспользовавшись паузой (и вспомнив о рыбках, глядя на голодное лицо подчиненного), покормил питомцев и снова включил запись.

Жена на удивление не ворчала по поводу его отлучек. Они с матушкой наперегонки шили будущему маленькому Тандаджи микроскопические детские вещи, хотя семья была в состоянии скупить несколько детских магазинов и не обеднела бы. Тидусс смотрел на пинетки и пестрые штанишки с сомнением – он уже успел забыть, какими крошечными рождаются дети.

Сейчас супруга взялась вышивать традиционный тидусский та-понти – огромный яркий платок с изображениями всех главных духов-покровителей, в который закутывают новорожденных сразу после появления на свет. Матушка, кажется, немного завидовала – касаться та-понти могли только материнские руки, – но Таби проявила неожиданную мудрость и привлекла свекровь к выбору ниток и узоров. Так что дома воцарилась благословенная тишина, и парадоксально, но начальнику разведуправления Рудлога даже немного не хватало привычного скандального фона.

– У тебя, полковник, видимо, выработалась привычка к боли, переросшая в потребность, – со смешком сказал Стрелковский, когда Тандаджи заглянул к нему поинтересоваться сроками поездки на Маль-Серену, выпить кофе – и неожиданно поделился семейными радостями. Хотя почему неожиданно? Игорь вывел его на разговор, спросив про здоровье супруги, про то, как отдыхалось и не выносит ли она детские отделы. Майло понял, что разоткровенничался, только на последней фразе. И с уважением глянул на коллегу. Мастерство не растеряешь.

Или ему самому хотелось поговорить?

– А как твоя поездка? – спросил тидусс, делая последний глоток обжигающего кофе. Поморщился – снаружи долбили машины, забивая сваи, и разговаривать приходилось на повышенных тонах, даже звукоизоляция кабинетов не помогала.

– Катались на лыжах, – коротко ответил Игорь. Майло выразительно молчал, глядя на него тяжелым следовательским взглядом, и Стрелковский усмехнулся и пояснил: – Дробжек устроила мне насыщенную физкультурную программу. Надо больше тренироваться: если бы она была в форме, мой авторитет, и так пошатнувшийся, упал бы ниже некуда.

– Посоревнуетесь в заплывах на открытой воде, – ехидно буркнул Тандаджи, понявший, что ему ничего больше не расскажут. – Когда поедешь?

– Сейчас посмотрю срочные дела, – Игорь кивнул в сторону папок, – и рассчитаю время. Может, завтра. Тебе бы тоже семью вывезти хоть на выходные, Майло.