— Все, что касается семьи Рудлог, — мое дело, — так же ровно ответил Байдек. — Их некому защитить, кроме меня.

Веселая наглость в глазах его светлости сменилась задумчивостью. Принц-консорт, коротко кивнув, отправился к выходу, на ходу расправляя рукава рубашки.

— Я предложил ей замужество, — неохотно произнес Люк ему вслед.

— Отказалась? — поинтересовался Байдек, не оборачиваясь.

— Да. Не вмешивайся, — Дармоншир помолчал и добавил с трудом: — Прошу.

Барон взялся за ручку двери, повернул ее.

— Ты все равно поступил не по чести.

— Да, — не стал спорить Люк.

— Исправь это.

Дверь открылась; за нею стоял бледный дворецкий, держа в руках поднос с чаем.

— Думаю, — вежливо проговорил Мариан, пропуская слугу в покои, — его светлости сейчас предпочтительнее врач.

Позади раздался хриплый смех — и Байдек едва удержался, чтобы не покачать головой. Ну и родственничка ему сулит судьба. И какой же удивительной стойкостью наделили боги этого человека… наряду с не менее впечатляющим набором недостатков.

Василина, увидев потрепанного мужа, не сказала ни слова. Принесла мокрое полотенце ему на нос, погладила кисти со сбитыми костяшками и позвала виталиста. К ужину Байдек был уже в форме: зашел в детскую, подхватил мальчишек на руки и направился в столовую.

Вечернее застолье прошло с привычным уже привкусом тревоги за кого-то из семьи. И, как всегда, они изо всех сил делали вид, что все хорошо, — будто эта оживленность и легкость могли убедить судьбу, что и с Ани, и с Полей ничего страшного не происходит. И что бы ни случилось, в конце концов семья снова будет сидеть за общим столом и болтать обо всем на свете.

А пока можно притвориться, что все в порядке.

Болтали маленькие принцы, лепетала в своем кресле уже пытающаяся вставать Мартинка. Святослав Федорович рассказывал о поездке в поместье, о том, как обживаются там бывшие соседи, Валентина с детьми и матерью, и Каролинка, ездившая с ним, оживленно кивала, вставляя реплики, и что-то черкала вилкой на салфетке. Алина поела очень быстро и убежала дальше готовиться к экзаменам; ее провожали жалостливыми взглядами, в которых тем не менее сквозила гордость. А принцесса Марина была непривычно, до кротости, тиха и рассеянна — и только иногда в ее глазах загорались веселье и лукавство и губы норовили расплыться в улыбке.

И эта улыбка так напоминала королеве собственное мечтательное состояние много лет назад, что она не могла не любоваться сестрой. И старалась прогнать тревогу за ее выбор подальше.

В этот вечер телефонная связь между Инляндией и Рудлогом дрожала от затаенной нежности и разрывалась от невозможности передать словами желание быть рядом, вжаться друг в друга. Уткнуться и общаться синхронным дыханием и стуком сердец, легкими прикосновениями и теплом, согревающим в самую холодную зиму.

— Тебя не съели?

— Нет. Даже не покусали. Что делаешь?

— Думаю, что пора выкрасть тебя еще раз.

Смешок.

— Ни капли терпения у вас, ваша светлость.

— Неправда. Если бы это было так, я бы тебя не отпустил.

Пауза и волнующий шепот:

— Может… может, и не нужно было.

— Марина, — опасные нотки в хриплом голосе, — я в течение двух часов буду у тебя.

Вздох — и провокационное:

— А ты можешь?

— Я все могу.

— Нет. Не нужно, Люк. Дождемся Ани.

— Ты теперь правильная девочка?

— Ну… нужно хотя бы попытаться.

Приглушенный, царапающий сердце смех.

— Попытаемся. Спокойной ночи, принцесса.

— Спокойной ночи, Люк.

Хорошая девочка Марина, положив трубку, с той же рассеянной улыбкой и ощущением щемящей нежности в сердце побрела в ванную. Ноющее тело требовало горячей воды.

А его светлость Люк Дармоншир кивнул заглянувшему виталисту, который вышел на время разговора, затем поджег сигарету, закрыл глаза и затянулся разбитыми губами. И поморщился, когда начало пощипывать и тянуть в снова онемевшей после встречи с Байдеком левой руке.