Снова вернулся рваный, болезненный ритм схваток – все чаще, и чаще, и чаще, и снова мир сузился до дыхания и пропевания спазмов… она почти не слышала врачей и виталистов, как-то отвечая на их вопросы, и молилась только, чтобы это поскорее закончилось. А когда ее вдруг потянули вверх, она почти взвыла, чтобы ее не трогали.
– Нужно на кресло, госпожа, – проговорил рядом с ней голос виталиста Лери, – пора.
Было около одиннадцати, когда она, осторожно, чувствуя распирание внизу живота, шагала к креслу, вцепившись в виталиста до боли. Вдруг снаружи раздался далекий многоголосый визг. Роддом, как показалось Светлане, замер, затих, затаился от страха. Всего на секунду.
Она сбила дыхание, открыла рот – и закричала, сгибаясь и сильнее хватаясь за сопровождающего. И роддом следом снова наполнился криком рожающих и новорожденных.
Потому что женщины не выбирают, когда рожать. И дети появляются на свет даже когда рушится мир.
Настоятель и братия обители Триединого в Тафии все последние недели проводили в молитвах. Стихии слабели, стихиям нужна была помощь обычных людей – и в обители на службы вставали множество горожан и беженцев, выпевая славословия вместе с монахами и послушниками.
Настоятель Оджи за последние дни ощутил и волну слома стихий, которая прошла над Тафией – и потом стало известно о смерти Хань Ши, – и то, как кто-то незримый, вечно уравновешенный и спокойный, окутал Туру своей силой, выравнивая провалы энергий, укрепляя обмелевшие русла стихийных рек и распределяя их по планете. И потому в обители Триединого, помимо основного молитвенного правила всем богам, выполнялись еще два. Одно – Черному, который должен был вернуться на Туру, чтобы спасти ее. Второе – Желтому, который должен был удержать планету от разрушения до возвращения брата.
А сам настоятель, проведя все положенные службы, творил и личную молитву Триединому, чтобы он не оставил Туру без помощи. Так делали все настоятели обителей двух материков.
Следил настоятель и за странным метеоритом, закопанным принцем-послушником под деревом в монастыре, записывая наблюдения в книжечку. Стихии над камнем иногда начинали едва заметно закручиваться, но под влиянием молитв успокаивались. Однако после смерти Хань Ши с каждым днем все активнее вел себя камень – а этим утром и вовсе взорвался силой, так яростно закрутились вокруг него потоки. Словно в мире случилось что-то еще, словно еще один из поддерживающих Туру столпов пропал.
И когда вскоре после этого пришла весть, что «метеорит» и есть ключ к порталу в Нижний мир, что именно здесь начнется выход очередной армии иномирян, настоятель Оджи почти не удивился.
Когда за братией в укутанную терновником обитель прилетели драконы – все, и монахи, и простые послушники, в несколько кругов стояли вокруг цветущей вишни и читали молитвы Желтому, смиряя яростно расширяющийся над камнем стихийный водоворот.
– Мы останемся тут, пока сможем сдерживать его. Пока обитель стоит, – сказал настоятель спасателям. – Нужно дать время людям покинуть Тафию.
Его слово не стали оспаривать. А когда драконы уже поднялись в воздух, монахи со страхом почувствовали, как скакнуло напряжение стихии – и сквозь небольшие оконца в терновнике увидели, как крылатые ящеры обратились в людей и полетели вниз, к оплетенным духом-защитником крышам Города-на-реке.
Настоятель Оджи не успел даже воздеть руки – как ощутил уже привычно тонкое вмешательство бога равновесия.
Желтый выровнял баланс так быстро, что драконы успели обернуться обратно и вновь поднялись в воздух. Слава богам, что на спинах у них в тот момент никого не было.