Габриль осмотрел мешки и прохромал к щели в стене амбара. Приложившись щекой к доскам, он долго щурился в щель.

– Ты ведь никогда не был в Морканте. Три года назад случайно услышал разговор тамошних жителей – и вот, пожалуйста, сам при желании говоришь как истинный моркантец. Я бы так не смогла даже под страхом смерти.

Лео улыбнулся.

– Это потому, что ты хороша только в колдовстве, а я – во всех остальных делах.

Габриль отвернулся от щели.

– Довольно разговоров. Лорелее нужно попрактиковаться в своем искусстве, пока солнце не зашло. Лео, хватай мешки, тащи наверх. Потом верный человек их заберет и раздаст пищу нуждающимся.

Лео нахмурился.

– Почему мешки всегда таскаю именно я?

– Потому, что я хороша только в колдовстве, а ты – во всех остальных делах. – Лорелея хитро улыбнулась.

– Добрая сестра так не сказала бы, – вздохнул Лео, взваливая на спину мешок.

В углу амбара лежал тряпичный узел. Габриль поднял его, развязал. В узле оказались веревка, трутница и огромный, величиной в половину ладони, изумруд.

С бьющимся сердцем Лорелея опустилась на колени, стала снимать перчатки. Ладони вспотели от волнения, перчатки поддавались туго.

Она давно поняла: грабить фургоны и заручаться поддержкой крестьян отнюдь не достаточно. Как и устраивать нападения на дорогах; как и продвигаться всё дальше на юг, всё ближе к Кёнигштадту, столице Рэйвенспира. Эти действия, может, и укрепляют ее собственные позиции, одновременно ослабляя Иринины, – но эффект от них чисто номинальный.

Чтобы справиться с самой могущественной мардушкой, вышедшей из Морканта за последние сто лет, необходим тщательно продуманный план. Девять лет назад Лорелея пыталась противостоять королеве – и заплатила за это жизнью отца. Всё потому, что ее детский разум не мог предвидеть всех вариантов.

Второй раз Лорелея эту ошибку не допустит.

– Эти вещи я выменял у беженца из Элдры. Ни одна из них не касалась рэйвенспирской земли, – пояснил Габриль.

Лорелея сказала «спасибо» и возблагодарила Небеса за то, что ее голос не дрогнул на этом слове.

– Значит, этих вещей не коснулись чары Ирины, изгадившие нашу землю. Значит, если я притронусь к этим вещам, Ирина не сможет установить через прикосновение связь со мной и не поймет, что я жива.

– И не узнает, где мы находимся, – подхватил Лео, стоявший на шаткой лестнице. – Это тоже очень важно.

– Да, я помню, – откликнулась Лорелея.

Она не забывала об этом ни на миг. Прикосновение Лорелеи к предмету, пропитанному чарами Ирины, позволяло последней вычислить пасынка и падчерицу. А если учесть, что для удержания власти Ирина распространила свои чары буквально на все и вся, то любой предмет мог выдать беглецов. Поэтому разум Лорелеи не знал покоя, а душа не переставала трепетать от страха.

Лорелее оставалось одно – практиковаться в колдовстве всякий раз, когда Габриль добывал вещи, не тронутые тлетворными чарами Ирины. А были эти предметы большой редкостью. В королевстве, где Ирина, подобно пауку, своими чарами высасывала жизнь из самой земли, гноила на корню посевы и умерщвляла скот, любая мелочь могла стоить жизни Лорелее и ее брату.

– Если устала, так никто тебя не неволит, – произнес Габриль, видя замешательство принцессы. – Завтра попрактикуешься.

– Нет, сейчас.

Голос Лорелеи чуть дрогнул.

– Ты знаешь, как это делается, – продолжал Габриль. – Примени наиболее подходящее заклинание. Пусть твоя мощь сделает дело за тебя. Ты сильна. Ты способна подчинить себе сердце всякого живого существа; ты видишь суть вещей. Не нужно страшиться своей натуры, Лорелея. Быть мардушкой – не хорошо и не плохо. Не ты выбирала такую судьбу. Важно другое – для каких целей ты используешь магическую силу.