– Будем надеяться.

В конце концов, мне нужна армия.

Большая армия.

Семь десятков и два.

Семь десятков и три.

Я пялилась в потолок над источником, на беспрестанную рябь кривящихся теней и тусклых отблесков света. Всю свою жизнь я считала сожжение на костре одной из самых страшных смертей.

Пока не утопилась.

Девять десятков и три.

Девять десятков и четыре.

Спина моя упиралась в каменное дно. Когда очередной прилив восхитительно горячей воды чуть-чуть приподнимал меня, я вдыхала, втягивая в легкие еще немного жидкости. Кому нужен воздух, если второе самое теплое место на Бледном дворе находится на дне источника?

Одна сотня.

Один.

Два.

Три…

Я закрыла зудящие от соли глаза, вслушиваясь в монотонное журчание воды. Разум мой терзали подозрения. Трижды лорд Тарнем принимался кряхтеть и стонать в моем присутствии, каждый раз с такой настойчивостью, как будто от этого зависела его жизнь, – что весьма странно для трупа.

Что он хотел мне сказать?

Я сжала кулак, чувствуя твердость лежащего на ладони гладкого клыка – того самого, который я когда-то оторвала от платья, собираясь вспороть заплату на рту лорда Тарнема. Когда подошла Орли, я его бросила, и так он и валялся, никем не замеченный, потому что лежал у самого трона, там, где не осмеливалось бродить ни одно ищущее покоя животное.

Этот человек знал что-то такое, из-за чего, по словам Орли, она могла оказаться в троне рядом с ним. Но какое отношение это может иметь ко мне?

Вероятно, никакого.

Да, скорее всего, никакого, но наши отношения с мужем явно зашли в тупик, а смерть оказалась весьма скучным времяпрепровождением. Ни сна. Ни еды. Енош держал дистанцию, что было и благословением, и проклятьем разом. Целыми днями я только и делала, что гнила… и тонула.

Девять десятков.

Девять десятков и один.

Я села. Крохотные пузырьки воздуха, льнущие к коже, щекотно шевельнулись. Орли ушла в земли за Ноктенскими вратами семь отсчетов назад. Енош ускакал за Сетенские врата задолго до этого.

Пора побеседовать с лордом.

Я вылезла из источника, и из моего рта сразу хлынула вода. Соль обжигала горло, а когда я поднялась и наклонилась, струйки потекли и из ноздрей.

Голова горела точно огнем, на глаза наворачивались слезы. Я закашлялась, хватая ртом воздух, в легких отчаянно забулькало, и из меня выплеснулась большая часть оставшейся воды.

Небрежно вытеревшись шкурой, я натянула сорочку и двинулась к тронному залу. О накидке беспокоиться не стоило. Холод сделался моим постоянным спутником, и чем быстрее я к нему привыкну, тем лучше смогу сопротивляться божественному притяжению Еноша.

Стук моих зубов эхом отлетал от хрупких костей моста. Дрожь сотрясала тело, грудь судорожно подергивалась, а из носа вытекали одинокие капли соленой воды и собирались на подбородке. Нет, утопление – это совсем не элегантно.

Я торопливо взбежала на помост…

…и врезалась в теплую стену.

– Кто бродит по моему двору?

От высокомерного тона Еноша у меня все нервы натянулись струнами. Ох ты ж, а муж-то дома.

Он развалился на троне прямо в боевых доспехах. Его черную кожаную кирасу украшал затейливый рисунок – ревущее пламя, пожирающее привязанные к столбам тела. Ну и можно ли представить себе что-то более театральное? Закинув ногу на подлокотник, Енош явно боролся со скукой.

Неизменно скверное предзнаменование.

– М-м-м, моя мертвая жена, вот она стоит предо мной, опять топившаяся, опять бросавшая вызов всему, что всегда было для меня бесспорной истиной. Веками, тысячелетиями ни один труп никогда и не думал воспрепятствовать врожденной потребности дышать… Пока не появилась ты. – Он опустил ногу, грохнув тяжелым сапогом о пол, и выпрямился. – Ох, погляди-ка, ты вся дрожишь, и волосы мокрые, и кожа влажная.