У нее сжалось сердце, когда она представила Мэдди в больнице или того хуже. Кому она сможет объяснить, что значила для нее их переписка? Без дружбы Мэдди, без теплоты, которую она выражала так хорошо подобранными словами, Сэм бы не выкарабкалась. Она поклялась себе навестить ее. Погодные условия и вынужденная посадка предоставили ей такой случай раньше, чем она предполагала.

И вот пожалуйста – Мэдди нет.

– Как ее зовут-то? – спросил Фергюс.

– Мэдди.

Он отступил на три шага, сложил руки рупором и завопил во всю силу легких:

– Мэдди? Эгей! Мэдди!

С тротуара напротив Сэм увидела, как шевельнулась занавеска и мелькнуло встревоженное лицо, тотчас снова скрытое тюлем; видение было таким мимолетным, что она не знала, не почудилось ли ей.

– Постой, да она дома, твоя старуха! – возмутился Фергюс. – Охренеть, я только что ее видел.

Он неистово давил на звонок секунд пятнадцать.

Сэм кинулась к нему и дернула за рукав.

– Ты совсем спятил! Прекрати, Фергюс! Пожалуйста, прекрати сейчас же!

Он смерил ее взглядом, резко вырвав руку.

– У тебя и правда чердак не на месте. Придурочная. Вот что я тебе скажу: ты сама не знаешь, чего хочешь! Пошли отсюда! Сваливаем! – распорядился он и подтолкнул Элиота в спину. – Я сыт по маковку.

Красная от стыда и смятения, злая и ужасно раздосадованная Сэм пошла под снегом куда глаза глядят. Элиот, кинувшись вдогонку, угадал сквозь снежную пелену, что она поднимает локоть, чтобы скрыть слезы. Лавируя между машинами, она пересекла Уайтчепел-стрит и скрылась в метро, не сказав «до свидания».

Когда Элиот добежал до ступенек станции, Фергюс схватил его за руку.

– Куда ты намылился, Элиот?

– Пусти.

Фергюс крепче сжал его руку и развернул к себе, полный решимости никуда не отпускать.

– Ты можешь мне объяснить? Ты запал на нее? Точно?

– Дай пройти, говорю!

Он попытался высвободиться, но Фергюс ухватил его за шиворот и приблизился так, что их лбы соприкоснулись.

Вокруг прохожие ускоряли шаг и исчезали в метро. Элиот был в отчаянии. Он не имел никакого желания драться. Да и всё равно весовая категория не та. Наконец Фергюс сжалился над его убитым видом и посторонился, словно открывая невидимую дверь.

– Вали!

Элиот кинулся на лестницу, крикнув:

– Пока, Фергюс! Встретимся у Тома, посмотрим матч.

– Точно, – ухмыльнулся Фергюс. – Я попрошу его положить для тебя пиво в холодильник…

Проклиная потерянные драгоценные секунды, Элиот кубарем скатился по ступенькам и помчался по коридорам, без колебаний выбрав направление. Сэм наверняка отправилась в центр города. Он выбежал на перрон, когда поезд уже готов был отправиться. Не обращая внимания на звонок, извещающий о закрытии дверей, он одним прыжком метнулся в вагон, чудом проскочив в щель, и невнятно извинился перед парой, на которую почти упал, когда поезд тронулся. Вцепившись в поручень, он обшарил глазами вагон и высмотрел-таки Сэм в самом конце, на последнем сиденье. Ее кудри виднелись из-за массивной макушки мужчины в каскетке и рабочем комбинезоне. Элиот пошел по проходу, покачиваясь от тряски вагона, который вздрагивал на поворотах, скрипя колесами.

Сэм его не заметила. Она сидела, уставившись на свои ботинки, мрачная, с еще красными от слез глазами.

Он тронул пальцем ее колено; она вздрогнула.

– Как ты?

– Хорошо.

Она вздернула подбородок и огляделась.

– А где Фергюс?

– Не захотел пойти, фиг с ним.

Они проехали две станции, оба замкнувшись в молчании, грохот тряского вагона заменял им разговор. «Эта девочка, – думал Элиот, – таинственная, как запретный край, ее не угадаешь, как тропку в лесу. Она пересекает весь Лондон, чтобы навестить старушку за занавеской, а когда наконец видит ее, идет на попятный и раскисает прямо под окном».