Люди стали расходиться, кто-то вызвал "скорую".

Рита пришла в себя от громкого звука сирены. Всё плыло перед глазами. Взгляд еле-еле сфокусировался на лице молодого доктора. Вернее, сначала на его бейджике: Ковалев И. А.

– Что со мной? Куда вы меня везёте?

– В больницу везем. Упала ты. Ты, давай не напрягайся. Возможно, у тебя сотрясение. Голова-то кружится?

– Немного.

– Тошнит?

– Да.

– Петрович, слышишь? Я ж говорил – сотрясение. И точно.

– Рентген сделают, вот тогда будет точно, – с переднего сиденья раздался низкий голос фельдшера, – Прыток больно, диагнозы на глаз ставить.

– А тебе лишь бы поворчать. Позоришь меня перед красивой девушкой.

– Поменьше на пациенток заглядывайся, эскулап.

Врачи беззлобно переговаривались. Их голоса успокаивающе действовали на Риту. Только нестерпимо воняло медикаментами, Риту снова затошнило, она закрыла рот рукой. Рвотные позывы подступали и подступали.

Ковалев И. А. подал Рите пакет.

– Не стесняйся, давай, легче будет.

Но Рита сдержалась, глубоко задышала, веки её смежились, и она впала в забытье.

Очнулась девушка от тряски, её везли на каталке по коридорам. Двери в палаты открыты, любопытные выглядывают: кого там привезли.

После рентген-кабинета Риту привезли ко врачу.

– Ну, что ж, не все так плохо. Небольшое сотрясение есть, а в целом все в порядке. Что ж Вы, женщина, – врач многозначительно повысил голос на этом слове, – не сказали Игорю Анатольевичу о своей беременности? Он принял Вашу тошноту за ушиб головного мозга.

– Вы сказали беременность? Этого не может быть.

– Ну, знаете ли, милочка! Она мне будет говорить, что может быть, а чего – нет, – усмехнулся доктор. Его усы смешно топорщились и шевелились при разговоре, от чего он напоминал таракана. Рита прыснула, закрыв рот ладошкой, но это не помогло, и она рассмеялась. Смех стал переходить в гомерический хохот, затем в хрип, ей не хватало дыхания, Рита не могла остановиться.

– Ну, ё моё. Валентина Ивановна! Быстрее сюда! У нас тут шок и истерика.

Рите поставили укол. Через несколько минут она начала успокаиваться.

– Извините, ик. Не знаю, что произошло, ик, такое со мной впервые.

– Ничего, здесь и не такое бывает. Попейте водички. Если не поможет, задержите дыхание как можно дольше. Выпрямите диафрагму. Икота быстро пройдёт. Полежите у нас до утра. Если все будет хорошо, завтра пойдёте домой.

– А мои вещи, телефон?

– Это я не знаю, спросите в приёмном покое.

Сумку с телефоном принесли Рите в палату. Кто принёс она уже не видела, задремала.

Все шесть коек были заняты больными. У окна расположилась толстая тётечка с гипсом на ноге. Вся тумбочка у нее заставлена едой. Банки с супом, картошкой, котлеты и сардельки на тарелке, разрезанная пополам луковица, помидоры и огурцы.

Риту снова затошнило при взгляде на еду.

– Она всё время чего-нибудь жуёт, – наклонившись к Рите тихо сказала молодая девчонка, лет шестнадцати.

– Я – Таня. У меня вот, рука, – показала Таня на гипс. – А ты с чем? Гипса не видно, вроде.

– Да у меня всё нормально, завтра домой. Упала просто, думали сотрясение.

– Вот у той тётки, у двери, у неё точно сотрясение, ненормальная какая-то. То песни поёт, то плачет. Говорят, ей муж по черепушке надавал, – хихикнула Таня.

– Баб Люся тоже грохнулась, с кровати. Перелом шейки бедра. Сын настоял, чтоб положили в больницу, так-то такие дома лежат, но ему, видать, неохота ухаживать, – продолжала знакомство с соседками по палате Таня. – Теть Галя в погреб полезла, да ступенька обломилась. У неё и рука и нога. Ещё и фингал под глазом. Врет, чай, про погреб. Тоже, наверное, от мужика огребла.