Сбросив одеяло, я встала, оделась и собрала волосы в хвост. Меня никак не переставало удивлять, какими мягкими и послушными они стали. Раньше, чтобы укротить мои волосы поутру, нужна была жесткая щетка и молитва, но, судя по всему, у фейри не бывало растрепанных после сна волос.

Я сморщила нос от запаха жженой грязи, который нахлынул на меня, когда я вышла в коридор. Войдя в гостиную, я бросила полный тоски взгляд на две кружки, стоящие на кофейном столике. Теперь даже запах кофе был мне противен, но я до сих пор помнила, каким он когда-то был для меня на вкус. Вздохнув, я пошла на кухню налить себе стакан сока гилли.

– Где мама? – спросила я, присев на диван.

– Еще спит, – ответил папа.

– Ты рано встал, – сказала я Морису.

Он был совой и предпочитал спать допоздна, если работа не требовала иного. Он взял в руки кружку и сделал глоток.

– Иначе не смогу опередить репортеров по пути в «Плазу». Они как чертовы кровососы.

– Что репортеры делают в «Плазе»?

Прошло три дня с тех пор, как была обнародована история о моем обращении, и я все это время отсиживалась дома вместе с семьей. Мы не смотрели телевизор и не заходили в интернет, а потому я понятия не имела, что там происходило.

– Пытаются накопать на тебя компромат. – Морис поджал губы. – Как только они узнали, что ты охотник за головами, то начали околачиваться там и всех донимать. Очень скоро некоторые из ребят вышли из себя. Вчера Эмброуз ударил парня, который сунул камеру ему в лицо.

– О нет. У него были неприятности? – Меня пронзило чувство вины. Я не понаслышке знала, как сильно охотники недолюбливали чужаков. Могу представить, как они разозлились из-за того, что кучка любопытных репортеров совала нос в их дела.

– Отделался штрафом. Агентство объявило, что вход в «Плазу» закрыт для журналистов и широкой публики на неопределенный срок. Но это не мешает им слоняться у входа.

Раздался гудок автомобиля. Я подошла к окну и увидела с десяток новостных фургонов, припаркованных на нашей улице, и толпу репортеров, перекрывших дорогу такси, которое пыталось подъехать. Задняя дверь такси открылась, и из салона вышла пожилая женщина с огненно-рыжими волосами.

Миссис Руссо направилась к дому, но тут же столкнулась с репортерами. Один из них сунул микрофон ей в лицо, и я зажала рот ладонью, когда она пошатнулась и чуть не упала. Да что не так с людьми, которые позволяют себе так набрасываться на старушку?

Восстановив равновесие быстрее, чем можно было ожидать от женщины ее возраста, миссис Руссо замахнулась на репортеров своей огромной сумкой. У меня вырвался смешок, когда несколько микрофонов разлетелись во все стороны, а сумка зарядила как минимум двоим репортерам по физиономиям. Она прокричала им что-то, что я не расслышала, распрямила плечи и зашагала мимо них к зданию.

За ней никто не последовал. Лукас наложил на наш дом защитные чары, позволявшие входить внутрь только жильцам и их гостям. Он и его люди, разумеется, тоже могли войти.

– Что тебя так рассмешило? – спросил папа.

– Миссис Руссо дала паре репортеров по морде сумкой, которую вечно с собой носит, – прыснула я. – Это научит их не связываться с ней.

Папа с Морисом расхохотались. В молодости миссис Руссо работала на Бродвее и никогда не стеснялась выражать свое мнение. А еще любила носить с собой электрошокер. Репортерам повезло, что она не использовала его против них.

– Мне пора идти. Все равно рано или поздно придется с ними столкнуться. – Морис допил кофе и встал. – А может, стоит попросить миссис Руссо проводить меня до моего фургона.

Я улыбнулась.

– Наверное, она бы с удовольствием это сделала.