– Я выдержу, – моментально ответила девочка.

Конечно, она была уверена, что выдержит. Все девочки так думали. Все они были оптимистичными, идеалистками-идиотками, понятия не имеющими о цене поражения. Мало кто, если вообще кто-то, видел своими глазами взбесившегося духа. Они не понимали, какой ущерб может нанести хотя бы один дух, не говоря уже о тысячах, которых необходимо контролировать королеве.

– Ты когда-нибудь видела, на что способен вышедший из-под контроля дух?

– Да, мэм. Духи уничтожили мою деревню.

Ханна была рада, что до сих пор смотрела в окно, так что девочка не могла увидеть выражение ее лица. Деревни уничтожались редко, очень редко, но, когда такое происходило, духи обычно делали все тщательно. Она никогда не видела выжившего. А чтобы таковой пришел сюда… Взяв эмоции под контроль, директриса развернулась и посмотрела на девочку.

Стоящая под солнцем, она выглядела ужасно. В волосах засохла грязь, а одежда насквозь промокла. У ее левой ноги собралась мутная лужа. Среднего роста, среднего размера, среднего всего. Без грязи ее волосы должны быть прекрасны – они отливали и рыжим, и золотым, и оранжевым, словно осенние листья, – но сейчас они слиплись в коричневое месиво. На щеках у нее до сих пор оставался детский румянец, а руки были загорелыми – знак того, что она много времени проводит на улице. Ногти очень коротко подстрижены. Она выглядела слишком юной для той, кто видел подобную трагедию. Но опять же, все студенты выглядели юными.

– Сочувствую твоей потере, – сказала наконец Ханна.

– Спасибо, мэм. Поэтому я и здесь. Я не хочу, чтобы это случилось снова.

Глядя в уверенные глаза девочки, Ханна повторила заученную речь:

– Я скажу прямо, потому что ты должна принять решение, основываясь на логике, а не на чувствах. Ты не очень хорошо сдала вступительный экзамен. Да, ты прошла, но потому что вышла из лабиринта благодаря чужой помощи… – Она видела, как девочка с облегчением расслабила плечи, – ты не отличилась. Ты использовала свой дар лишь раз, и тебе потребовалось немало усилий, чтобы контролировать лишь одного слабого духа. Чтобы добиться успеха в академии, придется показать мастерство и врожденный талант, и, если честно, я не уверена, что в тебе это есть.

Девочка не шелохнулась, ничего не сказала, никак не отреагировала. Ханна уважала ее за это. Она видела, как некоторые начинали лить слезы и после менее резких комментариев.

– Учитывая это, ты все еще можешь оказать незаменимую помощь Аратею. Тебе необязательно поступать в академию, чтобы найти цель в жизни и использовать свой дар во благо. Ты можешь работать с лесными стражниками или стать ведуньей…

– Этого недостаточно, – сказала девочка.

Директриса Ханна вскинула брови. Ее не так часто прерывали.

– Простите, мэм, но в моей деревне была ведунья. Она погибла. Этого недостаточно. Я хочу уметь больше, чем плести амулеты и давать простейшие команды из нескольких слов. Я хочу уметь… – Словно напуганная выражением лица директрисы, девочка умолкла и опустила голову.

– Возможно, у тебя не получится, – сказала Ханна более мягко. – У каждого из нас есть пределы.

– Тогда, пожалуйста, я хочу найти свой.

Ханна кивнула. Она собиралась уговорить девочку отказаться от поступления. Она видела тест, видела, как та проявила себя, и, хотя девочка доказала, что умна и обладает лидерскими качествами, ее дар не был столь выдающимся, как у Мерекот – первой, кто справился с лабиринтом. Та была талантлива. Но, пожалуй, никому не помешает смелая, повидавшая реальный мир студентка. Директриса надеялась, что не теряет хватку. Она не может позволить чувствам влиять на решения. Это было нечестно как по отношению к девочкам, так и по отношению к Аратею.