– Лирично? И у тебя не возникает ассоциации с болотом, заросшим тиной? Или чуланом полным паутины?

Федор помедлил. У него была неприятная привычка отвечать не сразу, и из-за этого Тине казалось, что он посмеивается над ее глупыми вопросами.

– Нет. У меня возникают ассоциации с глубокими, загадочными водами.

«Ух как заговорил, знаток душ человеческих!»

– Ты так уверен, что насквозь знаешь людей, – холодно усмехнулась Тина, вспомнив, что надо быть стервой.

– Не насквозь, но вижу много. Я наблюдательный. Вот, вижу, что у тебя к этому… Глебу... – он кивнул в сторону пледа и разместившейся на нем парочки. – ...особое отношение. 

Тина вытаращила глаза и прижала руки к сердцу, чувствуя, как щеки пылают от жгучего стыда. Он догадался, что это за «особое отношение»! Ужас, какой этот Федор бесцеремонный!

– Он мой давний друг, – сказала она дрогнувшим голосом. – И ничего больше.

– Да, я понял. Давний и близкий... – Федор вздохнул и мягко улыбнулся. – … и ничего больше. Глеб, вижу, решил приударить за моей дочерью?

– По-моему, они понравились друг другу, – нейтральным тоном заметила Тина. Хорошо, что разговор пошел в другую сторону, но радости все равно ей не доставлял. – Глеб замечательный парень. Умный, порядочный, не эгоист.

– Да ну? – несколько скептически произнес Федор. – Значит, я могу быть спокоен за Ульяну? 

– Можешь, – твердо ответила Тина. – Не переживай. Я понимаю, ты отец, и хочешь постоянно присматривать за ней, следить, с кем она встречается…

Федор юмористически поднял брови.

– Поди думаешь: поздновато он взялся присматривать, верно? Ты же знаешь, что мы с Ульяной всю жизнь жили раздельно. Она даже по документам не моя дочь.

– Как так вышло? – вопрос вырвался у Тины, прежде чем она успела его остановить.

 – Нина настояла, чтобы я дал ее мужу согласие на удочерение Ули.

Федор немного помолчал, потом добавил неожиданно тяжелым голосом:

– Надо сказать, я до сих пор не простил себе, что согласился. И не простил Нине, что она попросила меня об этом.

– Ты редко виделся с дочкой?

 – Реже, чем хотелось бы. Я навещал ее, возил отдыхать. Мы с Ульяной не очень близки.

– Какой интересный вы ведете разговор!

У плеча Федора возникла Диана. Она накинула блузку на купальник, концы подола завязала под грудью, верхние пуговицы не застегнула. Федор невольно покосился на два упругих шара, которые ему сунули под нос.

– У тебя есть другие дети, кроме Ули? – спросила Диана, глядя на Федора глазом опытного оценщика в ломбарде.

– Нету! – усмехнулся Федор и развел руками. – И я не женат.

– А с матерью ее когда развелся?

– Через год после рождения Ули. Нина встретила большую любовь. Он был взрослый и обеспеченный, но не мог иметь детей. А тут – молодая, красивая, с готовым ребенком. Нина ушла. И правильно сделала. Я не мог ей дать того, чего она хотела. Со мной она бы в юности намучилась. 

–  А теперь намучилась бы? В зрелости? Неужели ты всю жизнь работал то таксистом, то разнорабочим? Ты, случаем, не замаскированный олигарх? Как в книжках для девочек. 

– Упаси бог, – испугался Федор. – Я не олигарх и даже не паршивый миллионер. Но на жизнь хватает. И сразу скажу, что я не известный актер, не спортсмен, не звезда интернета.

–  Какой-то ты, Федя, загадочный…

– Я не специально. 

– Диана, хватит его допрашивать, – тихо сказала Тина.

– Тина, у меня ведь для тебя отдельный подарок! – спохватился Федор.

Он полез в карман и вытащил плоскую коробочку – тяжелую, из темного дерева. Покачал на ладони, с удовольствием глядя на горящие нетерпением лица подруг. Медленно открыл крышку.

На черной бархатной подушечке лежал прямоугольный кулон. Но простота его была вовсе не простой. Пластина из серебристого шероховатого металла поражала лаконичностью и четкостью форм. Кулон был загадочен, как египетские пирамиды, как очертания Бермудского треугольника на карте, как одинокий обелиск в пустыне, остаток древней цивилизации…