Филиппу Августу не до этого, он занят борьбой с Плантагенетом, хотя ему и советуют обратить внимание на Юг. Если бы не Кастельно, вероятно, там до сих пор не утихали бы дебаты. Но легат был сторонником решительных мер. «Только огнем и мечом возможно истребить эту заразу!» – убеждал он свое окружение – папских посланцев. За что и поплатился жизнью. Чем окончилась кампания – всем известно.
Безье, Каркассон, что-то еще… Массовая резня, костры, виселицы… Десятки тысяч убитых! Все то, что угодно Святому престолу, наместнику Бога на земле. Цветущая, плодородная, культурная Окситания, страна трубадуров, рыцарей и их прекрасных дам, превратилась в груду развалин, и заполыхали повсюду сотни пожарищ, окутывая Лангедок трупным запахом…
Год 1213-й. Она родила близнецов, которые умерли в этот же день и в один час. Смерть подбиралась уже и к ней, никто не гарантировал ей жизнь. Слишком много крови ушло из нее. Побежали за священником. Тот уже принялся читать отходную. Людовик стоял на коленях, рядом с ним сын Филипп. Оба плакали, прощаясь с нею. И она уже прощалась – с ними, с жизнью, со всем… Как не хотелось умирать! Ведь ей совсем недавно исполнилось только двадцать четыре года… Но тут вдруг подвели к ней какую-то женщину. Старая, седая, вся в морщинах, на фурию похожа. Подумала тогда Бланка: «Уж не из ада ли это посланница за мной явилась?» А та тем временем быстро отдавала распоряжения. Все вышли, осталась лишь она, умирающая, и еще две или три женщины. И тут эта старуха приступила к врачеванию. Что она делала – лишь Богу известно, только Бланке вдруг стало так больно, что сознание вмиг покинуло ее. И подумалось всем, что это конец… Но на другой день Бланка открыла глаза. Еще болело где-то внутри, тянуло, жгло, но теперь ей стало лучше, она чувствовала это. Она даже произнесла несколько слов, хотя еще вчера не было сил даже рта раскрыть.
– Разве я еще не умерла? – спросила она тогда у этой женщины, которая поила ее каким-то питьем.
– Теперь тебе это уже не грозит, милая, – ответила ей старуха.
– Уж не монах ли это? Он всё бесов отгонял.
– Так отогнал, что священник начал читать отходную молитву, – усмехнулась знахарка.
– Но как же я выжила? Как победила болезнь?
– Благодари эту женщину, принцесса, – сказали ей повитухи, указывая на старуху. – Кабы не ее искусство, то уж отпевали бы тебя.
– Кто ты? – повернула Бланка лицо к знахарке. – Кем послана? Как тебя зовут?
– Прознала про твою беду, вот и пришла, – только и ответила на это старуха, потом снова стала врачевать, дала выпить еще целебного питья, и опять Бланка провалилась в глубокий сон.
Когда очнулась, старухи рядом уже не было, – ушла она, наказав повитухам, что делать, как и чем поить больную. И не узнала бы имя своей спасительницы молодая принцесса, если бы одна из женщин не сказала ей, что зовут эту старуху Милзандой, а живет она в деревне, как говорили – где-то недалеко отсюда. Полмесяца спустя король Филипп приказал разыскать эту женщину и привести во дворец. Прочесали сотни деревень чуть ли не до самого Орлеана, но знахарки и след простыл. Только имя ее осталось в памяти у Бланки, его и произнесла она сейчас с благодарностью, со слезами на глазах. Имя той, перед кем она пала бы на колени, целуя подол ее платья.
В этом же году, чуть позже – она помнит это, – битва при Мюре. Вновь крестоносцы пошли на еретиков и – очередная победа де Монфора! В этот день пал на поле боя король Арагонский, защитник прав и вольностей южного дворянства. Говорили, что в ночь перед битвой, надеясь на чудо, альбигойская знать предоставила монарху своих жен и дочерей, надеясь таким образом сверх меры ублажить его, но не подумав, что этим до крайности истощит его силы.