– Напрасно я послала его, – сказала королева наконец. Только так она смогла выразить весь ужас собственной ошибки. Эвгенидес говорил, что не стоит возвращаться в Аттолию так быстро после прошлого визита, что риск слишком велик. Она не послушала. Ей были нужны сведения, которые мог добыть только он. К тому же в прошлом вор с такой легкостью обводил вокруг пальца своих противников – вот Эддис и решила, что это удастся ему опять. Она его послала, и он не колеблясь пошел. Королева повернулась к военному министру. За ее ошибки расстанется с жизнью его сын.

– Простите меня, – сказала Эддис. – Выкуп она не возьмет.

Отец Эвгенидеса еле заметно кивнул.

Эддис продолжала:

– Он слишком ценен для нас и, если его отпустить, будет очень опасен для нее. Она не станет ничего делать второпях, и, если он ее дразнил и она потеряла лицо перед своим двором… Не знаю, что она решит, но решение будет жестоким. Надо подумать, – добавила она. – Подумать, что мы можем предпринять.

Эвгенидес лежал в камере. Проснулся от боли в голове, на миг приоткрыл глаза, уснул опять. Лучше бы не засыпать совсем, но не получится. Он и не пытался. Иногда, сквозь самый глубокий сон, он слышал, как кто-то окликает его по имени, усилием воли возвращался в сознание – и обнаруживал, что лежит один в темноте. Просыпался, когда в щель под дверью просовывали еду, подползал по полу и пил застоялую воду. Но на это уходили все силы, и он оставил попытки.

Постепенно каменный пол прекратил колыхаться под ним, слепящая боль утихла. Теперь голова лишь тупо ныла, чуть-чуть менее мучительно. Время от времени опять приносили воду и еду. Наконец дверь камеры распахнулась. Его рывком поставили на ноги. Опять затошнило, и он не понимал от чего: от головной боли или от страха. Оперся на стражников, попытался собрать обрывки мыслей. Его повели из тюрьмы в королевский дворец.

В блеске и роскоши своего двора королева Аттолия выслушала завуалированные оскорбления от отряда эддисийцев, пришедших из своей горной страны для переговоров об освобождении вора. Эддис послала лучших своих дипломатов, и они умело вели спор. Аттолия слушала с бесстрастным видом, хотя внутри нарастал гнев. Она не направляла в Эддис официальных извещений о том, что вор находится в Аттолии. Лишь ждала, обдумывая его судьбу, рассчитывая, что Эддис приложит усилия ради его освобождения. И никак не думала, что к ее порогу явится целое посольство и будет швырять ей в лицо угрозы, словно корм собакам.

Она взошла на трон после того, как был убит отец, и за все годы ее правления страна не знала мира. Армия хорошо оплачивалась и хранила верность, но казна была почти пуста. Она ждала хорошего урожая, чтобы снова наполнить ее, а посланник из Эддиса угрожал сгубить этот урожай. Вначале, конечно, он предложил выкуп – знал, что она не согласится. Потом несколько раз вежливо оскорбил ее, а затем заявил, что шлюзы на плотине Гамиатеса закрыты и останутся таковыми, пока эддисский вор не вернется домой. Воды из водохранилища вливались в реку Арактус, а оттуда расходились по множеству оросительных каналов, питавших самые плодородные земли ее страны. Без воды урожай высохнет под жарким летним солнцем.

Она послала за вором. Эвгенидес, представ перед ней, подслеповато моргал, словно ночной зверек, вытащенный из норы на дневной свет. Сквозь волосы проглядывал черно-желто-зеленый синяк на лбу. Рассеченная кожа над бровями покрылась коростой, но на лице осталась засохшая кровь, а черные круги под глазами были темнее синяка. Грязь на его рваном платье еще не засохла.