Оркестр в это время наяривал «С добрым утром, тетя Хая».

Я проснулся оттого, что за окном какая-то баба пронзительно кричала противным голосом:

– Сема! Я кому тебе говорю? Если мама сказала «ноу», значит – «ноу»! А ты что делаешь?

Я встал с постели, подошел к окну и распахнул его настежь.

Светило сентябрьское солнышко, чирикали американские воробьи, а под окнами моей квартирки, находившейся на третьем этаже, русская эмигрантка воспитывала своего малолетнего отпрыска.

– Это ты кому говоришь «фак ю»? Это ты своей родной матери говоришь «фак ю»? Вот погоди, придет папа из вэрхауза[7], он тебе покажет «фак ю»! Иди сюда, я тебе нос вытру!

Я рассмеялся и отправился в ванную.

Встав под тупые иголки душа и смывая с себя сонливость, я размышлял. Две недели назад после разговора с Алексом, а затем со Львом Захаровичем, которому я вручил десять тысяч, я решил-таки позвонить той самой девице, которая пророчила мне, что я начну разговаривать, как все эмигранты. То есть на дикой смеси русского и английского. Тогда она была сильно занята, зато вчера сама позвонила мне и предложила встретиться. Мы встретились в Центральном парке, и там, на скамеечке, в укромном уголке, она сделала мне такой минет, что у меня чуть глаза внутрь не провалились.

Я сделал воду похолоднее и продолжил свои глубокомысленные размышления. Что касается секса – это все лирика.

А физика заключается в том, что, когда я, закончив разговоры со Львом Захаровичем, отъезжал от «Одессы», за мной увязалась «Мицубиши Галант» с черными стеклами. Я намеренно поколесил по Бруклину, чтобы убедиться в том, что она едет именно за мной. Убедился. И это мне не понравилось. Видать, Алекса всерьез заинтересовала моя персона. Может быть, я и сам в этом виноват, нужно было лохом прикинуться, а не тем, кто я есть на самом деле… Но, как бы то ни было, поздняк метаться.

За те две недели, которые прошли с момента разговора в «Одессе», я много раз видел этот «Галант» в зеркале заднего вида. И даже успел заметить, что над правой фарой у него небольшая вмятина, заклеенная пластырем в цвет кузова. Так что теперь я точно знаю, что за мной следят. Зачем – не знаю. Но что следят – это точно, и к бабке не ходи.

И теперь они наверняка знают, где я живу. Прямо к моему дому они не совались, чтобы не засветиться, зато пару раз садились мне на хвост кварталах в двух от моей норы. А ну, как это со стороны Стилета дует? Ой, не нравится мне это…

Но ничего. Теперь, после всех моих российских выступлений в стиле «Рэмбо-9», я решил быть предусмотрительным и приготовился к возможным неожиданностям. Тем более что деньги позволяют.

А все-таки тесен мир, ничего не скажешь!

Вот вроде и в Америку уехал, а чувствую, что и тут начинается какая-то возня вокруг меня. Наверное, нужно было валить в Индонезию или в Новую Гвинею. Там кругом дикари темнокожие, солнышко, девушки голые…

Я закрыл кран и, оставляя на линолеуме мокрые следы, прошел в кухню и поставил на газ чайник.

Пока он грелся, я быстренько вытерся и оделся. И к тому времени, когда чайник закипел, я был уже совершенно готов к дальнейшим подвигам во славу собственного безрассудства.

Выйдя из подъезда, я подошел к «Хонде», и она приветствовала меня тихим посвистыванием. Пробормотав «привет, привет», я открыл дверь и сел за руль. Сегодня вечером мне была назначена встреча по вопросу моих документов, и я должен был привезти братве еще десятку, за что они обещали вручить мне пачку бумаг, свидетельствующих, что я могу находиться на территории Соединенных Штатов хоть до второго пришествия и что я нахожусь под защитой Закона этой страны и пользуюсь всеми правами ее гражданина.