Глядя на тощую папку с делом Уотсона, лежавшую на пустом столе, Клей размышлял, как бы его кому-нибудь сбагрить. Он устал от суровых дел, от жесткого тренинга и прочей дряни.

Шесть розовых листочков с сообщениями о телефонных звонках были прикреплены на краю стола: пять деловых и один от Ребекки, его давней подруги. Ей он отзвонил в первую очередь.

– Я очень занята, – сообщила она после обычного обмена им одним понятными шутками.

– Ты же сама мне позвонила.

– Да, но у меня всего несколько минут. – Ребекка работала помощницей одного малозначительного конгрессмена, возглавлявшего никому не нужный подкомитет. Однако как председателю подкомитета тому полагался штат сотрудников. Днями напролет они трудились над подготовкой документов для очередных слушаний, коих никто слушать не собирался. Чтобы получить это место, ее отцу пришлось подергать кое за какие ниточки.

– Я и сам загружен по горло, – пожаловался Клей. – Только что получил новое дело об убийстве. – Он постарался сказать это так, словно защищать Текилу Уотсона было большой честью для адвоката.

Они постоянно играли в эту игру: кто больше занят? Кто важнее? Чья работа труднее? У кого больше нагрузка?

– Завтра мамин день рождения, – заметила Ребекка, сделав небольшую паузу, словно Клей и сам должен был об этом вспомнить. Он не помнил. И ему было наплевать на день рождения. Он терпеть не мог ее мать. – Нас приглашают в клуб на ужин.

Час от часу не легче.

– Прекрасно! – Только такого ответа от него ждали, причем без колебаний.

– Нас ждут к семи. Костюм и галстук обязательны.

– Разумеется, – согласился он, подумав, что с большей охотой поужинал бы с Текилой Уотсоном.

– Мне надо бежать. Пока. Я тебя люблю.

– И я тебя.

Разговор происходил в типичной для них манере: быстрый обмен репликами, перед тем как они снова ринутся спасать мир. Клей посмотрел на фотографию Ребекки, стоявшую на столе. Их роман развивался с множеством осложнений, которых было бы достаточно, чтобы уже раз десять похоронить надежды на брак. Его отец когда-то вел дело против ее отца. Кто там выиграл, кто проиграл, так до конца и не выяснилось. Ее родители претендовали на александрийское[4] происхождение; он же был для них «дворовым мальчишкой». Они были твердолобыми республиканцами, он – нет. Ее отец за свою деятельность по освоению земель подсечно-огневым методом в окрестностях городов северной Виргинии получил прозвище Беннет-Бульдозер; Клей резко отрицательно относился к наступлению на дикую природу и, не афишируя, состоял в двух организациях, выступавших за защиту окружающей среды, которым исправно платил членские взносы. Ее мамаша всеми силами стремилась вскарабкаться повыше по социальной лестнице и мечтала выдать обеих своих дочерей замуж за серьезные деньги. Свою мать Клей не видел уже одиннадцать лет, не имел никаких светских амбиций и никаких денег.

Вот уже четыре года их отношения с Ребеккой проходили ежемесячные испытания скандалами, большинство которых было спровоцировано ее матерью. Помогали лишь любовь, физическое влечение и решимость выстоять, несмотря ни на что. Но Клей замечал, что Ребекка устала: время и постоянное давление семьи делали свое дело. Ей было двадцать восемь. Она не стремилась к карьере, а мечтала о муже, семье, о спокойной жизни в каком-нибудь тихом пригороде, о том, чтобы баловать детей, играть в теннис и время от времени обедать с матерью в клубе.

Полетт Таллос материализовалась из воздуха, напугав его.

– Попался? – ехидно поинтересовалась она. – Опять схлопотал дело об убийстве?

– Ты что, была там? – изумился Клей.