– Ксандер, я бы посоветовала вам немедленно отправиться в библиотеку и выучить правила этикета.

Он сморгнул невольную влагу и встретился глазами не с ней – незачем злить – а с Одилью. Вид у той был слегка ошалелый – видно, не ждала таких разборок – и чуть сдвинулись брови, но она промолчала, только глянула в сторону Адриано, как будто передавала пас ему. Ксандер глянул в ту сторону тоже, и тоже слегка ошалел.

Оказалось, его новый сосед умеет изобразить не просто поклон – а поклон безупречный, какой и в доме Альба одобрили бы без оговорок. Только вышло у него это при этом с такой залихватской дерзостью, будто он был пират, кланяющийся найденной на захваченном корабле прекрасной донье, или уличный мальчишка, поймавший брошенную из кареты монетку.

– Мое восхищение, madonna! Вы так строги, что я трепещу!

Белла, похоже, онемела. Одиль кусала губы, явно стараясь не рассмеяться.

– И я в отчаянии, что косвенно вызвал ваш гнев, поэтому не буду больше рисковать и умчусь следом, – заверил его сеньору Адриано, блестя своими диковинного цвета глазами, и развернулся к Ксандеру так, будто они все танцевали, и этот поворот был давно согласованным шагом. – Не дело заставлять сеньору повторять дважды, не так ли, друг? Целую ваши ноги, madonna!

И поволок Ксандера прочь буквально за рукав, по ходу подмигнув беззвучно смеющейся Одили – хотя почему, Ксандер не понял, хотя, впрочем, и не стал разбираться. Щека всё ещё горела – рука у сеньоры была тяжёлая, что и не подумаешь по её виду. И чего, спрашивается, разозлилась? Нет, теперь он припоминал что-то насчет того, что женщин не представляют, но…

– Прости за эту сцену.

На Адриано он не мог смотреть. Как он ни старался, но совсем не переживать после каждого публичного рукоприкладства Исабель у него не получалось.

Адриано расхохотался.

– Помилуй, Ксандер, о чём ты? Она восхитительна, твоя сеньора! Какой пыл, какая страсть! Истинная иберийка, клянусь святым Марком и его львом!

– Да уж, – проворчал Ксандер, – вот уж в чём можно не сомневаться.

– Надо позвать её на танец. Вы же тут вечерами танцуете? Ну, после уроков?

Вот уж чего не хватало!

Танцы Ксандер не любил. Его учили, конечно – учил дон Алехандро, который вообще намеревался из него сделать приличного идальго, и танцы, как и фехтование, были тут важной частью. Учила и мать, но немного, и тоже совсем не тем танцам, которые ему нравились-таки: весёлым и заводным круговым пляскам, которые любили во фламандских кабаках после изрядной дозы доброго пива. Мать предпочитала всякие «приличные» вальсы, фыркая даже на польку.

– Лучше позови её подружку, хоть не обожжешься.

– Нет, эту бессмысленно, – легко отозвался Адриано. – Танец – это страсть и огонь, мой друг, а тут этого не будет.

– Откуда ты знаешь?

Адриано фыркнул, как будто вопрос был редкостно дурацкий.

– Кому, как не мне. И потом, знаешь ли, танцевать по-нормальному тут – ну, не инцест, конечно, но где-то по ту сторону извращений…

Ксандер почувствовал, как у него запылали уши.

– Какой инцест, ты о чём?

Адриано с мгновение смотрел на него, нахмурившись, а потом хлопнул себя по лбу.

– Я кретин, – сказал он с подкупающей искренностью. – Я ж не сказал. Тем более там всё так драматично развивалось… Она моя сестра.

– Одиль? Одиллия де Нордгау?

– Одиллия де Нордгау Мочениго, – поправил венецианец. – А я Адриано Мочениго ди Нордгау.

– Подожди, – Ксандер остановился сам и тоже ухватил Адриано за рукав для верности. – Но раз вы на одном курсе – вы же не близнецы?

Адриано расхохотался так, что с ближайшей крыши с шумом снялась целая стая голубей. Ксандер и сам прыснул: по здравому размышлению, он знал мало людей более друг на друга непохожих, чем призрачно-бледная Одиль и этот сын адриатических лагун.