Выручила их Катлина. Дернутая за рукав Алехандрой фламандка явно испугалась, обнаружив себя главной надеждой, но покорно полезла за пергаментным листком.
– Сегодня у нас у всех одно и то же, – сообщила она, – следующей – символистика… это… сюда. Да, точно.
«Сюда» оказалось чем-то типа зимнего сада. Изнутри все стены были скрыты от глаз буйными зарослями цветущих с энтузиазмом кустов, солнце, лившееся со стеклянного потолка, едва пронизывало кроны гордых пальм, а по укрытому коврами полу были живописно разбросаны яркие подушки. Посреди этого царства жары и ароматов – у Одили враз немилосердно заболела голова – на низком диване сидел мужчина слоноподобной комплекции и настоящим водопадом курчавой бороды. Борода и голова были вдобавок щедро залиты каким-то душистым маслом, и Одиль опасливо спряталась за Беллой и Ксандером, искренно надеясь устроиться как можно ближе к двери.
Беллу это всё великолепие не смутило ни чуточки.
– Простите, профессор Баласи, – сказала она почему-то громко, – мы немного заплутали.
Мужчина повёл огромной, унизанной кольцами рукой, аккуратно сжимавшей курительную палочку.
– Что вы, мое милое дитя. Я понимаю, Сидро и первая лекция, это всегда немного дезориентирует. Садитесь, мои дорогие, располагайтесь. Сегодня я не буду вас мучить! Берите подушки, устраивайтесь, как вам удобнее. Не торопитесь, сегодня у нас много времени!
Класс принял приглашение, и на какое-то время в оранжерее воцарилась несусветная суета. Первой уселась Мишель, избрав затененный неведомой Одили лианой уголок недалеко от мэтра – должно быть, её благовония не пугали. Тут же рядом с ней материализовались неразлучные Клаус и Франц, и если Джандоменико они в свою компанию ещё пустили, то, когда к ним подумал пристроиться ещё и Франсуа, Франц так выразительно повёл своими могучими плечами, что галантный галлиец передумал.
«Адриано было бы наплевать», – пришло Одиль на ум.
Белла было вознамерилась сесть по другую руку мэтра, но глянула на Одиль – и то ли венецианке удалось передать свои чувства по этому поводу старательно умоляющим взглядом, то ли на неё подействовало то, что Алехандра решила сесть подальше, но она тоже кинула подушку поближе к дверному сквозняку. Алехандру, похоже, уговорила Катлина: от запаха благовоний по и без того бледному лицу фламандки разлилась уже нездоровая синева, чему Одиль сочувствовала от души. Позади них, уперевшись спиной в хрустальную стену, безмолвно уселся Ксандер, а по сторонам – остальные иберийцы за минусом Леонор, которая не без вызова плюхнулась прямо на корни какой-то пальмы, презрев подушки. Бородатый мэтр наблюдал за их передвижениями с благостной отрешённой улыбкой.
– Ну что ж, начнем, – пробасил он, когда всеобщему устраиванию и ерзанию наступил конец. – Итак, символистика. Это мой предмет… да. Тут, признаться, всё довольно просто…
– А она зачем?
Мэтр вдруг вскочил – со всей грацией вспугнутого носорога – и рванулся к Леонор так стремительно, что она отшатнулась, впечатавшись спиной в пальму, и даже ойкнула.
– Ты из вилланов?! – вопросил он с таким неподдельным восторгом, что она и вовсе замерла, только глаза выпучила, и безропотно позволила его толстым смуглым пальцам ухватить её за подбородок и помотать так и сяк. – Потрясающе!
Рядом шевельнулась Белла, и глянувшая на неё Одиль не разочаровалась в том, что отвлеклась от эксцентричного профессора: иберийка, пожалуй, представляла собой зрелище позанятнее. Она выпрямилась ещё яростнее, чем до того, руки, что она церемонно сложила на коленях, были сцеплены до белизны в костяшках, и Одили показалось, что даже часть её чёрных, распущенных волос встала дыбом и искрила, как у рассерженной кошки.