Я же после восьмого класса поступать никуда не хотел и пошел по пути наименьшего сопротивления – остался в школе еще на два года – в девятом и одиннадцатом классах (десятого не было, потому что нас настигла очередная школьная реформа). Без приключений не обошлось. Дело в том, что из трех восьмых классов решили сформировать один девятый, а это значит, что от «лишних людей» нужно было избавиться. Составили специальную комиссию, и ребят либо отсеивали, либо брали с них обещание вести себя хорошо. Все, кто хотел в девятый класс, шли учиться с прицелом на институт, и им было не до глупостей. Из парней нашего класса выбраковали всех, кроме меня. Я просто отказался забирать документы, и, как учителя ни старались, избавиться от меня им не удалось. Так я получил еще два года для занятий музыкой, хотя делал вид, что учусь в школе.

Наступил 1989 год, и его тоже можно считать годом образования группы, ибо Горшок познакомился с Князем и привел его в нашу компанию. Хотя тогда мы еще не догадывались, какое это эпохальное событие. Ведь в дальнейшем это знакомство переросло не только в творческое слияние, но и вылилось в то самое единство душ, которое встречается раз в сто лет.

Ну а пока мы сидели с гитарами, писали стихи, песни и небольшие рассказы. Ходили на все рок-концерты, на какие только могли пробраться. Шлялись по улицам в совершенно несусветной одежде и устраивали веселые и бессмысленные перформансы – лишь бы происходило что-то непохожее на все, что положено и как принято. Протест против всего и всех надежно укрепился в нашем сознании и поведении.

Как-то, гуляя по центру города, мы обнаружили, что в помещении красного уголка Ленинградского рок-клуба находится Школа ритма Игоря Голубева. Игорь Голубев был потрясающим человеком со своим пониманием музыки и ритма и собственной уникальной методикой преподавания. Позже в России я никогда ничего подобного не видел. Именно там мы почерпнули идею, что рок-музыка – это прежде всего энергетика, а не просто музыка и текст.

Там же, в красном уголке рок-клуба, прошел наш самый первый (формально второй, первый был в подростковом клубе «Петроградец») концерт. Точнее, это был этакий экзамен, где все группы показывали, чему научились. Мы сыграли «Я иду по улице» (моя), «Моросит осенний дождь, или Покойник» (Князя) и еще одну нашу совместную с Горшком песню на условно-английском. К концу выступления Горшок всех рассмешил. Из-за его экспрессии микрофон стал медленно съезжать вниз по стойке. И Горшку пришлось постепенно наклоняться за ним, так что конец песни он исполнял уже на корточках.

Так вот, возвращаюсь к знакомству с Князем. Однажды Мишка рассказал, что в его училище есть прикольный пацан, пишет очень интересные вещи, которые мне обязательно нужно почитать. И дал толстую тетрадку с рисунками и стихами. Я помню, что мне понравились даже не сами стихи, а то, что в тетради были целые рассказы с картинками, из которых, так сказать, по мотивам были выведены стихи. Причем, как мне кажется, никакой концепцией это не было, просто Князь лепил все подряд. И только потом, уже в результате знакомства с Горшком, идеи Князя приняли более четкие формы.

Впрочем, я снова забегаю вперед. А сейчас нужно рассказать о нашем первом альбоме – «Ересь».

6. «Ересь»: Приготовления, 1990

Идея записать альбом, наверное, родилась от желания создать что-то осязаемое, законченное. Просто играть песенки и сценки – это одно, а сделать законченный концептуальный альбом – это шишки совсем другой величины. Вечерами – редко у меня, чаще я приходил к Горшку – мы собирались и вновь открывали для себя чудеса музыки и стихоплетения. Мы же самоучки, так что каждая найденная гитарная гармония была откровением, а каждая улегшаяся в рифму строчка – чудом. Сначала один придумывает три аккорда, другой два из них убирает и ставит три своих. Потому что так лучше. Потом первый меняет их местами и так далее. То же и со стихами. Мы были очень критично к себе настроены и все время старались улучшить стихи и музыку – и свою, и тем более чужую. Собственно, так группа и зарождалась. Я напишу что-то и ползу к Горшку, чтоб он посмотрел-послушал, или он звонит: приползай, мол, ни фига у одного не выходит. Наверное, тогда мы и приучили себя, что свежий взгляд всегда полезен, да и чужое улучшать всегда приятно. И наоборот: придумал что-то – стих, музыку или просто сказку-рассказ, принес другу, а он улучшил. Иногда приходил Князь, и нас становилось трое, хотя ему из Купчино добираться не ближний свет. Но зато он рассказов и стихов приносил больше всех. Мы бесконечно сидели втроем, разбирали, что хорошо, что средне, что доделать, а на что надо придумать музыку прямо сейчас. Одну из тех песен мы записали и включили в альбом только в 2002 году. Надо сказать, Князь поразил меня, человека с врожденной грамотностью, чудовищным количеством грубейших орфографических ошибок. К его чести, он был отважным парнем с собственными представлениями о жизни и совершенно не стремался того, что окончил школу с двенадцатью двойками. Из тринадцати оценок. Впрочем, может и заливает.