В таком духе у них продолжался разговор, потому что король подробно и внимательно его расспрашивал о положении и жизни мужика. Когда он, наконец, собрался уезжать, Вядух, низко кланяясь и целуя край его одежды, шепотом сказал:

– Милостивый пан, если вы желаете нам добра, сделайте это для меня и не вмешивайтесь в отношения между Неоржей и мною… ибо он будет мстить. Я и сам с ним справлюсь.

– Огнем? – спросил Казимир.

– Это уж надо оставить как последнее, крайнее средство, – возразил селянин… и покачал головой.

Хозяин провожал гостя до ворот.

Богны во время посещения короля нигде не было видно, и Кохан, бывший вместе со своим паном и столько слышавший от него о красоте девушки, оглядывался по сторонам, не увидит ли он ее. Мать, объятая каким-то тревожным предчувствием, заперла ее в комнате, и девочка могла только сквозь щели приглядываться к королю…

На обратном пути в Краков Казимир ехал впереди, а вслед за ним Кохан, для которого это посещение было непонятно и который ничем другим не мог его себе объяснить, а лишь предположением, что красивая девушка приглянулась королю.

Фаворит спросил, почему им не показали Богну.

Король взглянул на него с насмешливой улыбкой.

– Они хорошо сделали, – сказал он, – ее не для этого вырастили и воспитывали, чтобы девушка пропала. Было бы жаль ее… Дворянки и мещанки… те не особенно дорожат женской честью, но у мужика это святыня, и нельзя посягнуть на то, что он считает своим единственным сокровищем.

Кохан начал потихоньку смеяться.

– Ваше величество, – отозвался он, – недаром дворяне называют вас королем холопов…

Он полагал, что Казимир этим огорчится, но слова эти лишь вызвали улыбку на устах короля.

– Ты думаешь, Кохан, что я постыдился бы быть таким, если бы мог? – произнес он. – В этом-то и мое несчастье, что я лишь король на бумаге, который много желает и мало может сделать!

Казимир глубоко вздохнул, и они молча продолжали путь.

Неоржа, о котором идет речь, владелец имений в окрестностях Сандомира и Кракова, происходил из рода Топорчиков, одного из самых старших и богатых родов в Кракове, отпрыски которого рассеялись по другим землям, и все были богаты.

У Неоржи был собственный двор в Кракове, в котором он часто подолгу оставался.

Вначале он старался понравиться королю, мечтая о великих заслугах и наградах, и, несмотря на то, что Казимир, обладавший инстинктом узнавать людей, принимал его холодно и даже отталкивал, он почти насильно навязывался со своими услугами. Лишь через некоторое время он убедился в том, что ему не обойти Казимира, и он потерял надежду на королевскую милость, хотя ему давно уж было обещано воеводство, лишь бы от него отделаться.

Неоржа не высказывался перед людьми о своем разочаровании и говорил много о своей будущности, затаив в себе злобу против короля, которого он не любил.

Всем этим панам, увязшим в роскоши, не было по душе, что Казимир хотел везде ввести порядок, за всем смотрел, с мужиками разговаривал о их нуждах, велел допускать к себе евреев с жалобами, и наблюдал за тем, чтобы доходы с рудников не пропадали…

Неоржа, и другие, ему подобные, против этого сильно роптали; не такого короля им хотелось бы иметь.

Когда при посредстве Левки, державшего в откупе соляные копи в Величке, обнаружилась история с лошадьми, которых ему Неоржа навязал, и король, приказав их прогнать и рассердившись на виновника, запретил ему доступ в замок, Неоржа впал в большой гнев.

Таких как он, относившихся недоброжелательно к королю вследствие разных причин, было много… Втихомолку роптало духовенство, потому что, по его мнению, архиепископ Богория был слишком снисходителен к королю; дворяне жаловались, что им не давали руководить судами, и строго следили за соблюдением справедливости.