Луна в системе Ross 508 оказалась одним из последних терраформированных Империей объектов. Технология планетарного преобразования уже при Восьмой Династии попала в число утраченных. Новая колония получила имя Тиндагол, ее первоначальное население составляло около двухсот тысяч человек, в основном амнистированных каторжников.
Через шесть тысяч лет на Тиндаголе обитало чуть больше двадцати тысяч колонистов, разбросанных по нескольким поселкам. Время, токсичные примеси в атмосфере и удаленность системы от основных транспортных артерий сделали свое дело. Колония постепенно умирала. Дом Кантор, в чьем доменном владении теперь находилась система, не считал нужным прилагать усилия для ее спасения. Однако же раз в год сборщики Дома исправно навещали Тиндагол, чтобы забрать свою ренту или, как говорили на староимперском, талью. И каждый год вместе со сборщиками на поверхность малой планеты спускались ведьмы.
Старшину поселка звали Медаф. Он был немолодым уже мужчиной из рода первых поселенцев, обладал тяжелым нравом, могучим телосложением и склонностью решать любые проблемы силой. Сочетание, пробившее ему дорогу на самую вершину здешней пищевой цепочки. Еще Медаф был, на удивление, неглуп и славился умением договариваться с жестокими хозяевами Тиндагола. Его не любили, но к нему прислушивались.
Сегодняшним утром Медаф поднялся из постели в отвратительном настроении. Всю ночь он кашлял кровью. Напоминали о себе пары ртути, которыми он дышал каждый день, пока еще был простым рудокопом. Завтрак, вареная окра и пересоленное соевое мясо, не улучшил дело.
Медаф даже поколотил младшую из его трех жен за плохую готовку. Рутинное дело, давно не доставлявшее ему никакого удовольствия. Убедившись, что порядок в доме восстановлен, старшина отправился на окраину поселка, где и провел три часа, бездумно разглядывая небо и потягивая забитый в трубку легкий наркотик хаф. За этим занятием старшину и застал его помощник Утер.
Утер в поселке и на планете был чужаком, космиком неведомого происхождения. Два года назад его ссадил с корабля за провинность пролетавший через Тиндагол вольный торговец. Медаф сразу обратил внимание на высокого, с хищными повадками пришельца. Он приблизил его к себе, стал давать поручения, частенько довольно грязные. Утер справлялся и, что было тоже важно, не болтал. Он прижился в поселке и стал у Медафа правой рукой.
Быстро освоившись, космик стал наглеть. Он по-прежнему лебезил перед Медафом, но другим приходилось выносить от него унижения, ругань и побои. Когда Утер выкинул из дома одноногого Бара и стал жить с его женой, жители возроптали. Медафу тогда пришлось даже пару раз для острастки пальнуть в воздух из древнего плазменника. Про себя старшина улыбался. Ненависть народа к помощнику была ему на руку. Если Утер задумает затеять в поселке переворот, опереться ему будет не на кого.
– Доброго дня, старшина, – поздоровался Утер, за два года так и не избавившийся от противного местным мяукающего выговора. – Погодка, однако, дерьмо.
Медаф беседу не поддержал. Погода на Тиндаголе всегда была одинаковая – сырость, ветер, промозглый холод. Старшина стоял, заложив руки за спину. Потемневшие с годами, но все еще крепкие зубы сжимали костяной мундштук трубки. Глаза Медафа буравили низкое прозрачное небо, где над горизонтом восходил исполинский диск газового гиганта, и висело тусклое негреющее солнце Тиндагола. Медаф ждал.
– Думаешь, прилетят сегодня? – спросил Утер, всегда безошибочно угадывавший причины дурного настроения старшины.
Медаф достал трубку изо рта и сплюнул под ноги помощнику кровавой слюной. Это означало «да».