Родила я мальчика во второй половине дня. Алексей был рядом, ни на секунду не отходил от меня, старался успокоить, ободрить. Обещал никогда не обижать меня, а ребёнка записать на свою фамилию. Но, видно, не так что-то пошло, и мальчик к вечеру перестал дышать. Я об этом узнала ночью, кричала, обвиняла во всём Алексея и даже попыталась его убить. На столе лежал нож, я схватила его и ударила изо всех сил. Увидев кровь, я от ужаса потеряла сознание. Очнулась в подвале. Рядом сидел Алексей. Было видно, что теперь он боится меня. Он вышел и запер дверь.
Настали худшие дни моей неволи. Я постоянно находилась в подвале. Алексей заходил только для того, чтобы покормить меня, вынести ведро. Но не забывал насиловать меня, когда хотел, прямо в подвале. Он вовсе превратился в животное. А ко мне снова вернулась депрессия. В беспамятстве я стала разговаривать со своей дочерью. Ей уже должно было быть лет десять-одиннадцать. Мне казалось, что она приходит ко мне, садится рядом на диван. Я рассказывала ей о своей жизни в родной семье, даже вспомнила о моих любимых птичках-амадинках, которые жили в клетке. Рассказывала про аварию, про детдом и маму Любу, про Алексея и про то, как родила её и двоих сыночков. Я не верила, что мой третий ребёнок умер, и представляла его живым, маленьким и таким сладеньким. И я не понимала, почему Алексей скрывает от меня правду о нём.
Так прошло ещё несколько лет. Я не очень помню эти годы, потому что почти всё время была в беспамятстве. Я жила в своей семье, гуляла с сестрёнкой на детской площадке, в парке, плавала с дельфинами в море. А потом вдруг оказывалась в моём детском доме, разговаривала с подружками, примеряла вместе с ними новые платья, а мама Люба звала нас обедать. И вдруг опять тёмный подвал, ужасная физиономия опустившегося совсем Алексея, и дверь, за которой мир, совсем для меня не знакомый и немного страшный. Мои галлюцинации переплетались с явью, и разобрать, что было, а чего не было, я уже не могла. Сознание постепенно умирало, хотя тело жило своей жизнью. Алексей со мной не разговаривал совсем, иногда забывал накормить, но не забывал делать свои дела, и я однажды поняла, что опять беременна. Я пришла в такой ужас, что стала биться головой об стенку, а затем решила повеситься. Совершенно хладнокровно, как будто делаю какую-то домашнюю работу, я разорвала на куски простыню и связала прочную верёвку. Один конец привязала к окну, а на другом сделала петлю. Ни секунды не раздумывая, я оттолкнула из-под ног диван, на котором стояла. Последнее, что я почувствовала, – это невозможность дышать. Боли не было, и я потеряла сознание. Но тут вошел Алексей.
И снова он рыдал, умолял простить его. Сказал, что давно решил сам пойти в милицию, но никак не соберётся с духом. Пообещал, что вот сейчас же и пойдёт. Закрыл дверь и ушел. Прошли сутки. Алексей не появлялся. Потом ещё сутки, а на третьи сутки я поняла, что он меня обманул и хочет, чтобы я умерла в подвале. Мне стало казаться, что я слышу стук лопаты о землю, это Алексей копает мне могилу. Ужасно хотелось пить. Лежу на диване, не двигаюсь – жду, когда стану умирать. Открываю глаза и вижу, что рядом с диваном стоит моя дочка. Никогда раньше её не видела, только разговаривала с ней. Уже большая совсем. «Оля! Что ты делаешь в этом подвале? – спросила меня дочка. – Кто тебя здесь запер?» Говорю: «Спаси меня! Я не пила уже трое суток. Он хочет, чтобы я умерла. Спаси меня!» Теперь дочка находилась со мной постоянно, но сделать она ничего не могла. А я чувствовала, что жизнь уходит из меня, и уже радовалась скорому избавлению. Сколько времени так прошло, не знаю, только вдруг раздался громкий лай. Это лаял мой любимый Антей, он был где-то рядом. Открылась дверь, и в подвал вбежали люди. Дальше я ничего не помню. Очнулась уже здесь.»