Лис когда-то слышал от Камдила, что в таких переговорах всякая мелочь имеет значение и подготовка встречи на высшем уровне сама по себе требует немалого искусства.

«Легат здесь представляет святейшего Папу, – стал бы объяснять напарник, – соответственно, ему должен быть оказан наивысший почет. В то же время, это не сам понтифик, а персона рангом пониже, и потому может претендовать лишь на такое кресло. К слову, честь тоже немалая. Первое золоченое курульное кресло было у Цезаря в римском сенате. Трон почитался сиденьем более высокого ранга, и царствующий монарх в разговоре на равных должен был восседать именно на нем. Но, чтобы соблюсти церемониал, идти к трону от входа в зал надо немного дальше, чем к креслу его высокопреосвященства». Идиотские, по мнению Лиса, условности. Однако, что ни говори, именно эти мелочи, по сути, правили миром, и нарушение согласованного ритуала было бы оценено как смертельное оскорбление.

Кардинал Бассотури прошествовал мимо Сергея, совсем рядом прошелестев алой шелковой мантией и распространив вокруг аромат розового масла. Лис ухитрился глянуть через плечо стражника: с противоположной стороны в зал входил Дагоберт, чуть позади ступала его мать.

«Ну все, запустили ребенка с женщиной в вольер к кардиналу. Вот же ж беда! Во всем дворце не нашлось другой кухарки временно поуправлять государством. Сейчас разгневанная Гизелла устроит им раздачу слонов и материализацию духов…»

Стража почтительно закрыла двери.

«Может, минут через десять устроить смену караула? – прикинул Сергей. – В конце концов, я тут кто? Почти что полководец, без малого архистратиг. Придерусь, что на ламиллярах[5] шнурки неглаженые».

Он перехватил взгляд майордома. Тот задумчиво смотрел на закрытую дверь, точно силился проглядеть ее насквозь.

– О, Пип, старый приятель! – стремглав бросился к нему Сергей. – Можно я буду звать тебя Пип? А то Пипин звучит как-то слишком официально.

Вельможа поморщился и отстранился. В другое время он бы велел обезглавить наглеца, но другое время безвозвратно кануло в прошлое. Теперь за хитроумным чужестранцем стояли заполнявшие двор бароны. Да и Гизелла смотрела на него, как на опору трона.

– Мои приветствия, мастер Рейнар, – буркнул он.

– Пип, да шо ты такой квелый? Не выспался, что ли?

– Прошу вас не шуметь! Здесь проходят важные переговоры.

– Ой, да ладно! Все, о чем можно всерьез договориться, можно обговорить и на привале под телегой, и в лесу под деревом, тебе ли не знать? Это все – надувание щек и распушение хвоста. Пип, я что хотел спросить. – Лису послышался зубовный скрежет. – Ты, случайно, не знаешь в Париже хорошего ювелира? Я тут по случаю одну штучку раздобыл. – Сергей выдернул из поясной сумы медальон ночного вора и стал раскачивать его перед глазами майордома, точно гипнотизируя. Тот непроизвольно напрягся. Глаза его метнулись влево, вправо, затем сосредоточились на поблескивающем камне.

«Так я и думал, – прокомментировал Лис, – предмет, несомненно, знакомый».

– Я представлю вам придворного ювелира, – выдавил Пипин. – А сейчас прошу не мешать.

Взгляд Дагоберта был долгим и пристальным. Не прошло и получаса, как мать, чуть не рыдая, заклинала его заключить папского легата под стражу и допросить, требуя выдать сообщников. Она убеждала, что наилучший выход – обнажить меч против Рима, вступить в союз с такими же, как он сам, созданиями драконьего рода – абарами. Ее слова звучали чрезвычайно убедительно, но Дагоберт не придал им особого значения. Да и вообще, мало чьи слова трогали его холодный, очень быстрый разум. Пожалуй, лишь отец, могучий крылатый дракон, говорил с ним на одном языке и понимал с полуслова.