В 1652 году в Охотском остроге случился заговор. В числе других смутьянов был Ивашка Суря. Заговорщики требовали Сенку (Семёна Епишева) «без государева указа от дела отставить», построили за острогом избу где и сговаривались против него. Угрожали уйти из острога со всем добром, а Сенку убить. На что Епишев жалуется в высшие инстанции: «и ныне в таких их делах в их служивых людей в дурости государева служба стала и дел государевых делать не мочно: и в том что вы укажете?»46

И далее:

«В 1652 г. в Охотске Ивашка Суря с другими смутьянами отказался бить батогами неисполнителей царских указов».47

Судя по всему, Суря был одним из активнейших участников заговора. Ивашка Суря с товарищами служивыми людьми «которые остаются со мною на Охоте реке… пришедши в съезжую избу с большим криком и не радуясь государевой службе, не дали государевых дел делать …и моей Сенькиной головы ищучи…»48

Дальнейшая судьба Ивана Сури, как и Михаила Нашивочника, теряется в уже бескрайних по тем временам просторах Сибири и русского Дальнего востока, но, с большой долей вероятности, именно их потомков мы встречаем в Красноярске конца 17-го века. Для этого есть и реальные исторические предпосылки.

В 1677 году почти дотла сгорел Тобольск, куда был сослан Михаил Нашивочник с семьёй и где вполне мог оказаться Иван Суря после своего бунтарского поведения в Охотске.

В конце 1670-х – начале 80-х в связи с осложнившейся обстановка в Красноярске (частые набеги), приняты указы пополнить гарнизон Красноярского острога служилыми людьми (на сроки и постоянно) из других сибирских городов с женами и детьми, особенно ближних – Томска, Кузнецка, Енисейска, Тобольска, Якутска.

В апреле 1680 года случился большой пожар в малом острожке Красноярска, от которого сгорело много пищевых и военных припасов. Запасы пороха пополнили из Тобольска. В эти годы из того же Тобольска могли прибыть в Красноярск и братья Суриковы.


По одной из версий известного нам крупного красноярского историка (по словам красноярских краеведов, и большого «путаника» в деталях, часто доверявшего сбор важных исторических сведений своим не всегда добросовестным аспирантам, в чём я несколько раз убеждался и сам) – Геннадия Быкони, Илья Суриков имел отчество Максимович. Позже было установлено, что его отчество Иванович, (о документе, подтверждающем это, будет сказано позднее – ВО) но, вполне возможно, что, по неизвестным мне источникам, у Ильи Сурикова могло фигурировать и отчество Михайлович (по отцу или отчиму Михаилу Нашивочнику), которое в руках Быкони превратилось в отчество Максимович. Совсем недавно в одной из публикаций Быкони встретил его «чистосердечное признание»: «В моём с Л. Б. Гардером переводе по гранкам опубликованного в 1962 году первого тома (имеются ввиду Дневники Мессершмидта, но я впервые слышу об этом переводе, да ещё такой давности – ВО) ошибочно сказано, что хозяином был сибирский дворянин Иван Максимович Суриков. См.: Город у Красного Яра. Документы и материалы по истории Красноярска»


Пора подвести промежуточный итог появления фамилий Суриков, позднее – Нашивошников, у нашего героя Ильи, известного нам ранее по событиям Первой Красноярской шатости самого конца 17-го века.

Жена Михаила Нашивочника могла позже или раньше быть женой Ивана Сури и иметь от него детей. Это могла быть Офимья Ивановна Нашивошникова с фамилией одного из мужей – Михаила Нашивочника. Теоретически Офимья Ивановна могла бы быть даже дочерью Ивана Сури, но это маловероятно, так как тогда труднее объяснить появление и сохранение фамилии Суриковы. Здесь возможны разные варианты возникновения связи Нашивош (ч) никовых и Суриковых – детей Ивана Сури и Михаила Нашивочника – но эта связь многое объясняет.