– Второй раз за неделю.

– Погоди-ка, Малышка, ты же говорила, что тебе не снятся сны.

– Не снились и вот… Впервые за пятнадцать лет, Микки.

Он пододвинул к ней ещё одну стопку с текиллой.

– Я не знаю, что обо всём этом думать, – Аня опрокинула в себя третий шот – вишенка уже не казалась такой сахарно-сладкой. В голове зашумело, а руки стали лёгкими. Аня улыбнулась. – Но Яна совсем не изменилась, – она прикрыла горло рукой и прикусила костяшку указательного пальца на левой руке. – Ей всё еще восемнадцать.

За день до разговора с Микки

Аня шла по коридору, узкому, но светлому, похожему на коридор в гостинице в Анапе, где она когда-то отдыхала с Яной и родителями. Коридоры в отелях все похожи друг на друга: ковровая дорожка и одинаковые двери слева и справа.

Этот отличался тем, что его стены были изрисованы детскими рисунками. Живыми.

Нарисованные облака постоянно меняли цвет с белого на синий и обратно, трава то вырастала до пояса, то становилась совсем короткой, цветочки сами по себе закрашивались в яркие цвета.

По правой стене пролетела стая птиц-галочек. Слева, держась за ручки, пробежало два человечка

/кружочек-палочка-палочка/

странные, но весёлые животные появлялись то тут, то там. Они улыбались и махали Ане лапами, будто приветствовали старую знакомую.

Аня остановилась – впереди две девочки лет восьми рисовали мелками на стенах. Как только они заканчивали рисунок, тот оживал и убегал по стене. Девочки смеялись и махали картинкам.

Это же она с сестрой.

– Тебя так долго не было, – сказала Яна. Она стояла, восемнадцатилетняя, рядом с Аней, тридцатитрёхлетней, и с прищуром улыбалась.

Аня ничего не смогла с собой сделать. Она смотрела на младшенькую и слёзы бежали по щекам, скапливались на подбородке, но не падали вниз, а крохотными алмазиками улетали в небо над головой, которое заменило в коридоре потолок.

– Яна, – всхлипнула Аня и протянула к ней руку. – Я так соскучилась!

Младшенькая прикоснулась к её ладони пальцами.

Аня ничего не почувствовала. Янины пальцы прошли сквозь неё. Обманка. Образ, вытащенный из её подсознания. Всего лишь сон. Аня посмотрела на маленькую себя и сестру. Они всё так же рисовали на стенах, как две поставленные на повтор записи.

– Помнишь, как мама накричала на нас, когда пришла домой и увидела стены кухни? – рассмеялась Яна, которая стояла рядом с ней. – Папа как раз только доделал ремонт.

Аня помнила.

Коридор вдруг стал кухней родительского дома. Маленькие Аня и Яна рисовали на обоях зелёный лес и улыбающихся животных. Мама на пять минут вышла к соседке за сахаром – не хватало на пирог, который она собиралась испечь. Как только мама ушла, Яна предложила нарисовать лес, ведь обои такие белые и скучные.

Ох, и влетело же им тогда. Мама оказалась очень страшной в гневе и больше Аня предпочитала её не злить. «Жизнь дороже», – смеялась она, когда нужно было отмазаться от проделок Яны – та-то постоянно влипала в неприятности.

– Аня!

– М? – Аня обернулась, но Яны нигде не было. Она же только что стояла рядом!

– Аня, проснись! Это всё неправда! – голос прозвучал, как вздох.

Аня проснулась. Она лежала в кровати в съёмной квартире за 800 километров от родительской кухни, когда-то разрисованной цветными мелками. Села в постели и прижала ладони к лицу. Её сны становятся реалистичнее. Яна была такой настоящей, будто она не умерла, а просто перестала взрослеть. Как Питер Пен.

Пятнадцать лет прошло. Почему именно сейчас ей снова начали сниться сны?

Аня откинулась на подушку и бросила взгляд на луну за окном. Да какая разница? Она снова видит сны и хотя бы там может побыть с младшенькой. Пусть она всего лишь обманка.