И сейчас, когда в гостиную вошёл Матиус, Мариса уже была на террасе и сидела в своём любимом кресле-качалке, обхватив колени руками. Уткнувшись подбородком в правое плечо, она в задумчивости созерцала ночь. Луна отливала в прядях её длинных светлых волос серебром. Скоро ей исполнится четырнадцать лет, но она ещё не зацвела, как многие девушки в её возрасте. Все подруги, кто в двенадцать лет, кто в тринадцать, уже отцвели, и у многих открылся дар волшебства. Но Мариса… до сих пор получала насмешки Лакруста. «Почему, ну почему всё так не справедливо? Вот и братишка начинает цвести, я вижу, как его волосы начинают менять цвет, все видят! И Лакруст… Гад, какой гад! Хам! Чтоб ему… ненавижу тебя!» Мариса смахнула рукой покатившуюся по щеке слезинку. Прислушалась. Пришёл брат.

– Вы почему всё время опаздываете к ужину? Сначала твоя сестра прилетела, как ураган, вся в пыли, пронеслась мимо и наверх! Ты тоже мимо пролетишь? Ну-ка, быстро давайте за стол! Ужин стынет. Вы же знаете, что я не могу кушать одна без вас.

– Мам, не волнуйся. Я сейчас, только умоюсь…

– Давай, давай. И сестру зови к столу.

– Хорошо, мам. Я быстро… – крикнул Матиус, прыгая по ступенькам вверх, на второй этаж.

Через пять минут двойняшки спустились в столовую. Мать и двое её детей, благополучно отужинали, а потом ещё долго беседовали у камина в гостиной. Спустя какое-то время, в доме воцарилась тишина и спокойствие ночи.

Поселение Эль медленно погрузилось в сонное царство.

«Мати-и-у-ус…» – гулко звучало где-то далеко-далеко, эхом отдаваясь в голове. В глаза бил яркий свет. Матиус, прикрывая рукой глаза, огляделся. Вокруг никого не было. Он стоял в высокой траве на лесной поляне, которая пестрела изобилием диких цветов. Жаркий ветер обдувал неприкрытые плечи, руки, спину…

«Ма-а-ти-и-у-ус…» – циклично продолжал звучать родной и знакомый голос. Юноша сделал шаг вперёд, травы зашумели, закачались, цепляя его тело своими побегами… Сильно жгло! Как же сильно жгло и царапало, словно раскалённые стальные прутья впивались в кожу! Каждый новый шаг приносил боль и мучение. Матиус застонал и вновь услышал своё имя.

– Мариса? Мари-и-с-а-а! Я иду, иду к тебе, сестра-а-а… – сквозь стон кричал юноша.

Трава зловеще шептала и не пускала его вперёд. Солнце превратилось в огромное огненно-красное пятно, извергающее языки пламени. Стало трудно дышать, ноздри обжигал горячий воздух. Небо, окрасившись в пунцовый цвет с тёмно-бордовыми всполохами, давило своей жаркой массой. Матиус словно ощущал всю его мощь на своих плечах, но продолжал двигаться, с усилием вперёд. Там была его сестра, она звала его, он не мог вот так просто сдаться…

Мариса проснулась рано, она всегда так просыпалась. Как только солнце появлялось из-за горизонта, девочка уже напевала тихую песню в ванной. Умывалась она долго и старательно. Сначала лицо. Плескала с наслаждением в него прохладную воду своими крошечными ладошками, фыркала от удовольствия и повторяла процедуру. Затем аккуратно, старательно и продолжительно чистила зубы. Перед тем, как промокнуть лицо мягким полотенцем, снова долго плескала прохладную воду в лицо на шею и фыркала, как котёнок. Умывшись, бежала к брату, прыгала на кровать и радостно голосила: «Соня, вставай! Солнце уже встало! Ванна свободна! Подъём!» А брат всегда ей отвечал: «Угомонись, ранняя пташка! Я уже давно проснулся! Просто кто-то два часа торчит в ванной!»

Но сегодня он ей не ответил, а лежал на кровати и стонал во сне. Тело его было напряжено, руки крепко сжимали простынь, кожа раскраснелась и излучала жар. У брата была сильная лихорадка.