И еще один важный, на мой взгляд, вопрос. Подготовка специалиста со знанием восточного языка – дело весьма дорогое. Поэтому прежде, чем принимать того или иного юношу или девушку на изучение такого языка, особенно если речь идет о странах с тяжелым климатом или заведомо непростыми бытовыми условиями, нужно откровенно предупредить их о том, с какими трудностями может быть сопряжена их предстоящая работа, проверить, насколько они к ней психологически готовы. А то и казенные деньги, и годы жизни этих людей могут быть просто потрачены впустую.

Вспоминаю такой случай. Когда я служил Послом России в Союзе Мьянма, тамошнее правительство решило открыть Международный буддистский университет. Все посольства были проинформированы о том, что обучение будет бесплатным для иностранцев, которые могут использовать пребывание в Университете для углубленного изучения бирманского языка. Я съездил в Университет и скажу прямо: на меня произвели крайне благоприятное впечатление условия размещения студентов – комнаты на одного человека со всеми удобствами – туалетом, душем. Подумал: это бы все в общежитие МГИМО шестидесятых годов.

Но руководство Университета предупредило, что распорядок дня, обязательный для всех студентов, независимо от пола, возраста и страны происхождения, весьма жесткий – как у буддистского монаха: подъем в пять утра, последняя трапеза в полдень. Никаких самостоятельных приготовлений еды, никаких алкогольных напитков, даже пива.

Руководство одного из наших ведущих востоковедческих вузов заинтересовалось предложением мьянманцев: у них давно не было возможности направить студентов в Мьянму на языковую практику. Будучи в отпуске в Москве, я зашел в этот вуз и предупредил, что нынешним российским студентам будет непросто принять ограничения внутреннего распорядка университета. Одна из дам-профессоров, своего рода ветеран Мьянмы, с уверенностью сказала: «Обойдутся. Когда мы в начале шестидесятых были в Бирме на практике, то у нас по общежитию змеи ползали, и ничего, привыкли». Через пару месяцев прибыли студенты – девочка – бутончик лет двадцати с голубенькими глазками и губками бантиком и примерно такой же юноша. Спустя неделю они пришли ко мне: «Можно мы поживем в Посольстве? Хочется сходить на дискотеку, погулять. А на занятия будем ездить на автобусе». Отвечаю: «Но вам же сказали о правилах режима. Жизнь вне Университета для студентов исключается». Еще через пару недель оба студента, уже не заходя в Посольство, улетели в Москву. Естественно, что ни в какую Мьянму они больше никогда не поедут, разве что не на работу, а на пляж при пятизвездном отеле. Так стоило ли тратить время преподавателей и деньги государства на то, чтобы обучать их бирманскому языку?

А вот другой пример. В 2003 году, после того как мы возобновили работу Посольства России в Кабуле, ко мне как директору Департамента, в ведении которого находились отношения с Афганистаном, обратился молодой человек, который хотел поехать на работу в эту страну. О себе сообщил, что он – русский, но родился в Узбекистане, неподалеку от афганской границы, с детства впитал в себя тамошний воздух, полюбил этот край, однако после распада СССР вынужден был уехать из родных мест. Прежде окончил Рязанское десантное училище, знает язык дари, воевал в Афганистане. С парнем поговорили в Департаменте кадров и направили его на работу в Генконсульство в Мазари-Шариф. И, по многим отзывам, он там прекрасно себя проявил, прежде всего как исключительно контактный человек. Афганцы с ним охотно общались, видать, чувствовали в нем своего рода земляка.