– А мне нравится здешний климат. Вот прогуливался по корме и думал о том, что хорошо бы остаться здесь навсегда, бросить к чертовой матери и Москву, и работу, поступить матросом на какой-нибудь сейнер или траулер. И ловить селедку иваси. Отличная перспектива, вы не находите?
Я находила, что мои собственные перспективы, если только Сокольников и есть тот таинственный незнакомец, выглядят не лучшим образом. И только волевым усилием заставила себя не сорваться с места и не побежать.
– Я хочу с вами поговорить, Ева. – Сокольников снял с себя плащ и набросил мне на плечи. – Вы не возражаете?
Неизвестно, к чему это относилось – к разговору или к плащу, изящно наброшенному на мои плечи, на всякий случай я утвердительно кивнула головой:
– Нет, не возражаю. Слушаю вас, Валерий Адамович.
– Вы запомнили мое имя, Ева. Очень приятно.
– Оно не такое уж сложное. Так о чем вы хотели со мной поговорить?
– Видите ли… Это касается моей дочери… Вы ведь с ней уже успели, – он щелкнул пальцами, подбирая подходящее слово, – успели подружиться.
– Ну, не знаю. Она очень своеобразная девочка. Мне она понравилась.
– Наверное, «своеобразная» – не совсем точное слово. Она удивительный маленький человечек… Знаете, я даже немного ее побаиваюсь.
– То, что она не по годам развита, видно невооруженным глазом, – польстила я банкиру.
– Я очень люблю ее… Карпик – единственное, что осталось у меня от ее матери. Я так и не женился после смерти Инги, хотя прошло десять лет… Вы заметили, что Карпик хромает? Последствия родовой травмы… Я заплатил бы любые деньги, но… Ничего уже нельзя сделать.
– Это совсем ее не портит, – дипломатично сказала я.
– Это слова мудрой взрослой женщины. Именно такой женщины Ларочке и не хватает. Старшего друга. Вы понимаете?
– Пока нет, – снова солгала я. Я отлично понимала, куда клонит банкир.
– Я хотел бы… Раз уж вы ей понравились… А вы действительно ей понравились… Я хотел бы, чтобы вы взяли шефство над моей дочерью. Это звучит смешно, да?
– Почему же?
– Просто уделяйте ей внимание, насколько это возможно. Вам не будет это в тягость, Карпик очень ласковая, очень мудрая девочка, нужно просто быть с ней естественной… Ей всегда не хватало общения. Всех нянек она выгоняла на третий день, только одна продержалась неделю, и то только потому, что была профессиональным психологом… А вы ее заинтересовали, я это видел.
– А почему вы сами… вы сами не займетесь дочерью, я поняла, что вы бываете вместе не так часто. Чем не повод попытаться навести мосты? Тем более, она так вас любит.
– Это сложный вопрос, – замялся Валерий Адамович. – Она слишком долго была предоставлена сама себе, а когда вернулась из Англии… Я как-нибудь расскажу вам, не сейчас. Она любит меня, но ей сейчас нужна подруга, вы понимаете?
– Для подруги я, пожалуй, старовата…
– Нет, что вы! – Сокольников так разволновался, что не заметил, как сжал мне локоть. – Я вижу, что вы глубоко порядочный человек.
– Польщена. – Я невольно улыбнулась.
– И потом… Я обязательно заплачу… За труды… Столько, сколько вы скажете, я понимаю, что общество тринадцатилетней девочки не всегда вызывает восторг, но…
– Вы предлагаете деньги глубоко порядочному человеку? Где же логика, Валерий Адамович? Не стоит говорить о деньгах. Я буду общаться с Ларисой, и, поверьте, с удовольствием.
– Спасибо.
– Только один вопрос.
– Слушаю вас.
– Зачем вы взяли ее с собой на эту дурацкую охоту на тюленей? Думаю, это не тот вид развлечений, который может понравиться тринадцатилетней девочке.
– Она сама настояла. Ей так хотелось поехать! Она даже не спала несколько ночей, после того как мы получили проспекты и сопроводительное письмо от фирмы. У нас ведь была масса вариантов – Полинезия, европейский Диснейленд, Ямайка. Она сама выбрала «Скорбное безмолвие тюленей»…