Всего столиков было пять, по четыре человека за каждым, следовательно, ужин в кают-компании был рассчитан на двадцать человек: пятнадцать пассажиров и пять членов команды, составляющих сливки экипажа: старпом Вася, капитан «Эскалибура», два первых его помощника и старший механик. Два помощника капитана показались мне маловыразительными, зато капитан имел внешность морского волка и вполне мог исполнить одну из ролей в оперетте Дунаевского «Вольный ветер». Соответствующую либретто, конечно: хорошо вычесанная седая борода, волнами наступающая на бронзовую от зимнего загара кожу. Мохнатые брови, глубоко посаженные глаза, крупный нос – ничего неожиданного в этом лице тебя не ждет. Музыка, звучащая в кают-компании, никак не вязалась с капитаном, – легкие фортепианные аккорды, более соответствующие Малому залу Консерватории.

Я сразу же нашла глазами старпома. У него было совершенно безмятежное лицо, ничего общего не имеющее с недавним разговором на палубе. Черт возьми, он отнюдь не выглядел шантажистом: в любом театре ему светило бы только амплуа простака, не больше. Старпом сидел за столиком с губернатором одной из северо-западных областей (вчера губернатор представился нам с Вадимом как Николай Иванович), непосредственной швейцаркой и ее спутником – русопятым парнем, который владел сетью шоколадных фабрик где-то в средней полосе России. Имени швейцарки я еще не знала, а своего спутника она мило звала по-французски – Андре. Очень характерное для франкоязычных кантонов имя.

Андрей, стало быть.

– Господи, что за тягомотина? Кусок в горло не лезет, – выразил свое неодобрение музыкальному вкусу капитана Вадик Лебедев.

– Это Шопен, – надменно сказала Карпик. – Анданте Спианато и Большой блестящий полонез. Исполняет Владимир Горовиц. Вам правда не нравится?

Вадик моментально покраснел и уткнулся в тарелку с салатом. Я пнула ногу Вадика под столом, – так-то, продвинутый интеллектуал, с этой девчонкой нужно держать ухо востро, иначе попадешь в пикантную ситуацию. Вадик пнул меня под столом не менее сильно, – не твое дело, сам знаю, как эту тринадцатилетнюю тварь окоротить.

– Шопен – не мой композитор, деточка.

– А ваш, наверное, Аркадий Укупник, – высказала предположение маленькая бестия.

Вадик хмыкнул и воззрился на отца Карпика, как бы ища у него поддержки. Помощь не замедлила прийти.

– Сколько раз я говорил тебе, Лара, не разговаривай так со взрослыми. Ты не у себя в интернате. – Как строгий отец Валерий Адамович был выше всякой похвалы.

– Хорошо, папа. Пожалуйста, папа, – кротко сказала девочка, откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди.

– Ешь, смотри сколько всего. И все очень вкусное.

– Спасибо, я не голодна. Может быть, чуть попозже. От десерта я не откажусь, если он будет, – и Карпик демонстративно натянула наушники. И даже прикрыла глаза от удовольствия.

– Забавная у вас девочка, – сказала я банкиру.

– Да уж, – поддержал меня Вадик, посрамленный незнанием творчества Шопена.

– Простите ее, ради бога, – тихо ответил банкир. – Это я во всем виноват, совсем нет времени заниматься ребенком. Я ведь один ее воспитываю, ее мама умерла десять лет назад. Мы впервые проводим так много времени вместе… Впервые. У вас есть дети?

– Двое мальчишек. – Вадик самодовольно улыбнулся. – Близнецы.

– Вам легче… – Банкир понизил голос. – Лара несколько лет училась в Англии. Я думал… Я хотел дать ей хорошее образование, ее мать всегда об этом мечтала. Но Лара не захотела там оставаться, сказала, что ей скучно и англичане ей не нравятся.

– Они и сейчас мне не нравятся. – Карпик сказала это так громко, что все мы вздрогнули. – А вообще, папа, совершенно необязательно рассказывать обо мне первым встречным.