– Да, вы уже сполна доказали, что из вас слова не вытянешь, сколько ни старайся. – Амина улыбнулась. – Что ж, у вас есть право узнать кое-что о той, чью жизнь вы спасли. Многого я не открою, но кое о чем рассказать могу.

Моего отца, когда он служил юнгой на торговом корабле, захватили мавры и продали в рабство некоему Хакиму, тамошнему врачу. Тот выяснил, что мой отец смышлен не по годам, и сделал его своим помощником; именно у этого мавра отец и обучился премудростям лекарского дела. Через несколько лет он уже сравнялся в умениях со своим хозяином, но, оставаясь невольником, трудился отнюдь не на себя.

Вы сталкивались с алчностью моего отца, ее трудно скрыть. Он стремился превзойти хозяина в достатке и откупиться от кабалы. Он принял магометанскую веру, обрел свободу и стал самостоятельным врачом. Взял в жены девушку из арабской семьи, дочь вождя, чье здоровье сумел поправить, и поселился в тех краях. Родилась я, отец становился все богаче, к нему стекались страждущие, но потом умер сын бея, которого вверили его попечению, и это стало поводом и предлогом для преследований.

За голову отца объявили награду, но он ускользнул; правда, ради спасения ему пришлось пожертвовать всем нажитым добром. Забрав с собою нас с мамой, он ушел к бедуинам, среди которых мы прожили несколько лет. Именно тогда я привыкла к скорым походам, яростным схваткам, поражениям, бегству и нередкой беспощадной резне. Но бедуины скверно оплачивали услуги моего отца, а золото было для него кумиром.

Прослышав, что бей умер, он возвратился в Каир и снова стал врачевать людей. Ему позволили заново разбогатеть – настолько, что это богатство привлекло алчный взор нового бея.

По счастью, на сей раз отец заблаговременно узнал о дурных помыслах правителя. Он уплыл с толикой нажитого богатства на крохотном суденышке и достиг испанского побережья. Увы, ему так и не удалось восстановить свое состояние. Прежде чем мы добрались сюда, его ограбили, отобрали почти все, что у него было, и вот уже три года он копит сызнова. Мы прожили около года в Мидделбурге, а оттуда переселились сюда. Такова история моей жизни, Филип.

– Скажите, Амина, ваш отец по-прежнему исповедует магометанскую веру?

– Не знаю. По-моему, он ни во что не верит. Меня он воспитывал вне вероучения. Его бог – золото.

– А ваш?

– Если угодно, можете считать, что я верую в бога, который сотворил сей мир и все, что в нем, в бога природы. Так я думаю, Филип, но хотела бы узнать больше. Вокруг столько разных вероучений, однако мне сдается, что все они разными дорогами ведут на одни и те же Небеса. Вот ваша христианская вера, Филип, – она истинна? Почему всякий называет истинной лишь собственную веру, какой бы та ни была?

– Наша вера – истинная и единственная, Амина. Я бы поведал, будь это в моей власти, сколь ужасны и убедительны доказательства тому…

– Раз ваша вера истинна, значит долг христианина велит вам открыть эти доказательства. Разве не так? Или некая клятва препятствует вам их раскрывать?

– Нет, я не давал такой клятвы, однако мне чудится, будто я ее приносил… Чу! Голоса! Наверное, это ваш отец с городскими властями. Надо спуститься их встретить.

Филип поднялся и направился вниз. Амина смотрела ему вслед. Сама она осталась сидеть, ее взор был устремлен на дверь.

– Неужели это оно? – проговорила она, отбрасывая волосы со лба. – Так скоро… Что ж, я чувствую, что охотнее разделю его горести, его опасности, его кончину, если придется, чем счастливую жизнь с кем-то другим… Пожалуй, было бы странно, думай я иначе. Этим вечером мой отец должен переселиться в его дом. Пора готовиться.