Судя по растерянной физиономии мосье Каню, он тоже никого не узнавал.

Мы вернулись в дом графа Воронцова. Семен Романович проводил нас в свой кабинет и оставил с инспектором. Тот принялся за работу.

– Хорошо. Расскажите, сэр, обо всем, что показалось вам подозрительным, – попросил он.

– По пути в Лондон нас едва не ограбили, – сказал я и, с горечью усмехнувшись, добавил: – Не знаю, насколько это подозрительно. Говорят, таковы здесь традиции.

Инспектор Салливан оживился.

– Хорошо-хорошо-хорошо, сэр, расскажите подробнее. И главное, опишите внешность разбойников!

Я неторопливо, обстоятельно поведал о наших злоключениях на подъезде к Лондону. Полицейский слушал с видом гончей, взявшей след подранка. Он теребил и мусолил бакенбарды с такой силой, что я удивился, как это они не приобрели однородный цвет к концу разговора.

Я закончил, и наступила очередь Жана. Полицейскому пришлось выдержать несколько минут, пока Жан шевелил губами, собираясь с мыслями. Но ничего существенного мосье Каню не добавил. Он несколько удивился, когда Феклистов раньше времени покинул экипаж. Но проводить Артемия Савельевича взглядом Жан не удосужился, хотя у него было больше шансов разглядеть, за кем поспешил Артемий. Инспектор Салливан терпел французишку с нескрываемым раздражением, но на всякий случай выслушал до конца.

– Хорошо, сэр, – сказал полицейский на прощание, – мне очень жаль вашего товарища. Но смею заверить вас, вскорости мы получим парочку вертишеек в мокрых штанах. С вашего позволения завтра я навещу вас, расскажу, как подвигается расследование.

Он кивнул и чуть не бегом покинул дом.

– Чудной человек, – промолвил я вслед ему. – О чем бы ни говорил, все ему хорошо. В дом пригласили – хорошо. Человека убили – тоже хорошо!

– Он говорит «well». Это все равно-с как по-русски сказать «итак» или «нус», – поправил меня Жан.

– Ладно, не умничай! Что-то еще он сказал странное на прощание? Вот черт! Запамятовал! Может, вспомню потом. А пока пойду-ка поговорю с графом Воронцовым.

Я нашел Семена Романовича в гостиной. Он беседовал с Николаем Николаевичем у зажженного камина.

– Как вы? – спросил граф.

Новосильцев окинул меня сочувственным взглядом.

– Да что со мной станется? – ответил я. – Дикий случай! Я рассказал инспектору, как нас пытались ограбить. Он уверен, что разбойники следили за нами и отомстили.

– Странно, – покачал головой Николай Николаевич. – Логичнее было напасть на вас по пути в Лондон.

Я поморщился. Новосильцев рассуждал верно, но отчего-то именно этим вызывал у меня раздражение.

– Всю дорогу до Лондона мы держали пистолеты наготове, – пояснил я.

– А разбойники успели убедиться, что вы бьете без промаха, – с уважением произнес граф Воронцов.

– Да, я стреляю метко, – подтвердил я.

– Вот злодеи и решили, что проще разделаться с вами в Лондоне, подкараулив в темном переулке, – сделал вывод Семен Романович.

– В таком случае они постараются и меня подловить, – нахмурился я.

– Будьте осторожны, один из дома не выходите, – назидательным тоном произнес Воронцов.

– А что, если – напротив?! Побродить по округе! – воскликнул я и добавил, перейдя с французского на русский: – Половить их на «живца»!

– И превратиться из «живца» в мертвеца! – вскрикнул граф Воронцов.

– Инспектор Салливан уверен, что поймает убийц за пару дней, – сообщил я.

Граф Воронцов пошевелил кочергой уголь в камине и ответил:

– И замечательно. Пусть он и занимается своим делом.

Новосильцев сидел на диване и наблюдал за огнем, потревоженным кочергой. Он беззвучно шевелил губами, обдумывая какую-то мысль.

– Что тебя тревожит, Коленька? – спросил его Воронцов.