– Ты говоришь, как моя жена, старый друг.

– Однажды шарум ка стану я! – Джайан вонзил копье в набитое тряпками чучело, которое для него изготовил Джардир. Чучело лениво покачивалось на веревке, привязанной к потолочной балке.

Джардир засмеялся, радуясь живости сына. В свои двенадцать лет Джайан уже носил бидо, а за похлебкой стоял в первых рядах. Джардир начал обучать сыновей шарукинам, едва они научились ходить.

– Я тоже хочу быть шарум ка, – заканючил Асом, одиннадцати лет. – Я не хочу быть дурацким дама. – Он дернул белую ткань у себя на плече.

– Зато ты будешь посредником между шарум ка и Эверамом, – утешил Джардир. – А со временем, возможно, Дамаджи всего племени Каджи. Или даже андрахом.

Он улыбнулся, хотя в глубине души был согласен с мальчиком. Ему хотелось, чтобы его сыновья стали воинами, а не священниками. Грядет Шарак Ка.

Сперва Инэвера предложила, чтобы белое надел Джайан, но Джардир отказал наотрез. Это была одна из его редких побед над женой, хотя он сомневался, что действительно победил. С тем же успехом Инэвера могла изначально хотеть, чтобы белое надел Асом.

Подбежали остальные мальчики, с благоговением глядя на старших братьев. Большинство сыновей Джардира были слишком малы для Ханну Паш. Им еще предстояло отыскать свой путь в жизни. Вторые сыновья станут дама, остальные шарумами. Надвигалась первая ночь Ущерба, когда полчища Най особенно грозны и Алагай Ка рыщет в ночи. Ничто так не придает воину сил, как вид его сыновей.

«И дочерей», – подумал Джардир и повернулся к Инэвере.

– Хорошо бы мои дочери тоже возвращались домой каждый Ущерб.

Инэвера покачала головой:

– Нельзя мешать их обучению, муж мой. Ханну Паш най’дама’тинг… тернист.

И действительно, девочек забрали намного раньше, чем мальчиков. Старших дочерей он не видел несколько лет.

– Не могут же все они стать дама’тинг, – заметил Джардир. – Кого-то нужно выдать за моих верных людей.

– Выдавай, – согласилась Инэвера. – Но только дочерей, на которых не осмелится поднять руку ни один мужчина; дочерей, которые верны тебе больше, чем своим мужьям.

– И верны Эвераму больше, чем своему отцу, – пробормотал Джардир.

– Разумеется, – согласилась Инэвера, и он почувствовал, что жена улыбается под покрывалом. Он собрался возразить, но в комнату вошел Ашан. За ним плелся его сын Асукаджи, ровесник Асома, в бидо най’дама.

Ашан поклонился Джардиру:

– Шарум ка, кай’шарумы просят тебя уладить один вопрос.

– Ашан, я давно не видел сыновей. Это не может подождать?

– Боюсь, не может, первый боец.

– Ладно, – вздохнул Джардир. – Что случилось?

Ашан снова поклонился:

– Лучше пусть шарум ка сам посмотрит.

Джардир поднял бровь. Ашан всегда с готовностью высказывал свое мнение, даже если знал, что Джардир с ним не согласится.

– Джайан! – окликнул Джардир. – Принеси мои копье и щит! Асом! Одежду мне!

Мальчики поспешно повиновались. Джардир встал. К его удивлению, Инэвера тоже встала:

– Я пойду с мужем.

Ашан поклонился:

– Разумеется, дама’тинг.

Джардир пристально взглянул на нее. Что ей известно? Что рассказали ей о нынешней ночи проклятые кости?

Они оставили детей и втроем спустились по широкой каменной лестнице дворца шарум ка, стоявшего напротив тренировочных площадок шарумов. В дальнем конце возвышался Шарик Хора, по бокам располагались шатры племен.

У подножия лестницы, во внутреннем дворе, шарумы и дама теснились вокруг пары хаффитов. Джардир озлился. Кто позволил хаффитам осквернить землю цитадели шарум ка? Он было открыл рот, чтобы возмутиться, когда узнал одного из хаффитов.

Аббан.

Джардир много лет не вспоминал о старом друге, как будто Аббан действительно погиб в ночь, когда Джардир нарушил свои клятвы. Прошло больше пятнадцати лет, и если низкорослый костлявый мальчишка в бидо превратился в шарум ка, то Аббан изменился еще сильнее.