Размышления купца прервал сильный стук в ворота. Он вздрогнул и побледнел. Так нахально могли стучать только государевы слуги. А их появление в праздник, когда весь православный люд отдыхает и веселится, ничего хорошего Трифону не сулило.

– Эй, хозяин, отворяй ворота! – раздался с улицы молодой, сильный голос. – Принимай гостей!

– Спит, поди, – отозвался другой.

– А мы его сейчас плеточкой со свинцовыми наконечниками разбудим, – сказал первый; за воротами дружно рассмеялись. – Эй, кто там, открывай, волчья сыть! – громыхнул он уже басом.

Трифон превозмог минутную слабость и с достоинством спросил в ответ:

– Кто шумит в столь ранний час? Уж не хитники ли какие?

Трифон погрешил против истины – он не боялся хитников. В те далекие времена купцы, ко всему прочему, были еще и добрыми воинами. Купец в равной мере владел и веслом и мечом; он был настолько же опытен в торге, как и в ратном деле. Трифону не раз приходилось сражаться с разбойниками; Бог не обидел его ни силой, ни статью, ни военной сноровкой.

Громкий уверенный голос купца словно отрезвил забубенных всадников (они были на лошадях, Трифон слышал, как животные пофыркивали), и ему ответили уже гораздо тише и более уважительно:

– Государево дело к купцу Трифону Коробейникову.

– Погодите, закрою псов…

Сторожевые псы, огромные лохматые зверюги, которые легко могли загрызть матерого волка, заходясь в злобном лае, бросались на ворота. Из людской выскочил кто-то из дворовых и посадил псов на цепь. Тем временем конюх открыл полотнища, и во двор въехали три всадника. Трифон присмотрелся к ним и похолодел. Это были кромешники – самые доверенные и самые жестокие служивые из окружения царя.

Разогнав опричнину, Иоанн Васильевич создал тайный орден кромешников, членов которого считали исчадиями ада. Действовали они в основном скрытно, но их можно было узнать по черной полумонашеской одежде и бляхе в виде оскаленной волчьей пасти, которая висела на груди; обычно кромешники прятали ее под платье.

Однако на этот раз бляху выставили напоказ. Она висела на широкой груди кудрявого русого молодца – его черный кафтан безо всяких украшений и с оловянными пуговицами был расстегнут. Похоже, этой троице и мороз – не мороз, и зима в забаву; скорее всего они гуляли всю ночь и приехали к Трифону изрядно хмельными.

Трифон поклонился всадникам и сказал:

– По здорову будете. Не желаете ли испить чашу доброго вина в честь святого праздника Рождества Христова и откушать, чем Бог послал?

– Недосуг нам, купец, – на удивление сдержанно ответил русоголовый кромешник. – Собирайся, великий князь зовет. Мы обождем здесь.

Коробейников молча кивнул и поторопился в свою горницу, чтобы одеться достойно. Он узнал кромешника (собственно говоря, кромешник тоже узнал купца, так как они прежде встречались, и не раз); это был Григорий Елчанинов, один из самых доверенных людей государя. Послав к купцу Елчанинова, царь тем самым продемонстрировал важность поручения. Но вот в чем заключалась его суть – это вопрос отнюдь не праздный.

«Или обвинят в государственной измене и пошлют на дыбу, – с тоскливым предчувствием думал купец, с лихорадочной скоростью натягивая на себя дорогое платье, – или наградят. Награды я пока не заслужил… но ведь и в измене не замечен! Правда, наш великий князь может и невинного бросить в темницу или казнить… – Тут Трифон невольно оглянулся, словно кто мог подслушать его мысли. – Выбрось дурное из головы! – рассердился купец. – Чему быть, того не миновать».

Трифон Коробейников шел (вернее, не шел, а его вели едва не под руки двое рынд*, которым Елчанинов сдал купца на лестнице перед входом) по кремлевским палатам, и диву давался. Простые лавки возле стен, липовые крашеные столы, деревянная утварь и посуда… А под ногами вытертые коврики, которые Трифон постыдился бы постелить даже в людской. И это в святой праздник!