– Знаю-знаю.

– Агний!

– Далила, мы же не вчера родились и не молодожёны.

Опять – перерыв на пять минут. Не на пятиминутку. Просто мимими на пять минут. И если вы думаете, что Хрисанф – старый скорострел, то это не так. Всё там в порядке. Обыкновенно, в хорошем смысле этого слова.

– Так ты обидишь Арсушку.

– О, Арсен по ужинам не страдает! Подозреваю, если б я перезвонил и сообщил, что у нас другие планы на вечер, то чувак только обрадуется.

– Нет же.

– Да, да. Зачем ему наши из-тела-вон-потуги. Он сам себе кухар и кулинар. То, что ему нужно, мы приготовить на плите не можем.

– Аэлита.

– Да.

– Почему ты его так любишь?

– Я не люблю его!

– Почему так любишь?

– Ну. Не знаю. Далила, не задавай свои странные вопросы. Почему? На такие вопросы не бывает ответов.

– Но почему?

– Арс подходит мне. Наверное.

– А ты ему?

– Далила! Детка, уже прекращай, в самом деле.

– А ты ему тоже подходишь?

– Что ты имеешь в виду?

– То, о чём спрашиваю.

У Хрисанфа, видимо, испортилось настроение. Он даже присел в сторонке и пытался игнорировать её попытки вернуть его к себе.

– Если ты об этом – то нет. Довольна. Этого ты хотела. Ещё раз помучать меня?

– Успокойся уже. Сегодня нет занятий драмкружка, насколько я осведомлена.

– Права. Нет.

– Ну, Агний.

– Да, я никому не подхожу. Обернись этим, как шелковым покрывалом.

– Я не торчу от шёлка.

– Тогда, как бархатом.

– Это ты по части всего этого сенситива.

– Тогда можешь включить свой самодовольный сардонический смех.

Он встал и, захватив одежду, скатился с возвышения быстро и непринуждённо, как на скейтборде.

– Я пойду. Неприлично будет, всё-таки после стольких приготовлений.

– Стой.

– Хватит. Потом, ночью.

– Я не об этом, дурачила!

Кирсанов направился к двери, но та была довольно далеко и пустота залы доводила эхом её голос снова и снова.

– Я не могу так проворно спуститься. Не заставляй меня…

Она была и голая, то есть ещё не одета, и путалась в пледе, и не могла решить, забрать с собой книгу, остаться здесь и объявить бойкот, побежать за мужем, как маленькая шелудивая шавка, заорать и закатить скандал, или остаться тут с носом и в калоше. Разумеется, вышло последнее. Она была не столь расторопна и разум её соображал примерно на такой же скорости, что и её тело.

Хрисанф был уже в коридоре, но потом резко повернулся и вернулся обратно. Далила решила продолжить чтение и про себя подумала, что выйдет к гостю по ситуации, то есть по самоощущению.

В конце концов, им там будет замечательно весело и без меня.

Поэтому она удивилась, услышав скрип двери и увидев силуэт супруга, который опустив голову, кинул в сторону рубашку, которую так и не надевал.

– Что случилось?

– Ничего.

– Ты что-то забыл?

Глупый вопрос.

– Тебя.

– Ладно, можешь идти. Я тебя не держу.

Он ничего не сказал, но добирался до неё с бокового, более полого и длинного склона, чтобы потянуть время и, если что, передумать и сбежать обратно.

Всё-таки, благополучно достиг её насиженного места.

– Что припёрся?

– Мне что, на колени встать.

– Тебе это нетрудно. Вон, какие здоровые ноги.

Хрисанф чуть отошёл к спаду и простерся в форме тупого угла, забросив руки в её сторону, как какой-нибудь древний герой к своей цели.

– Хватит придуриваться. Мне неинтересно. И надень рубашку. Здесь прохладно.

– Если тебе холодно, я тебя согрею.

– Хватит унижаться. Уже несмешно. Шесть часов, дорогой, на циферблате.

Она указала пальцем на висевшие в отдалении большие настенные часы. Поскольку Далила была близорука, Кирсанов повесил в этой зале чуть ли не гигантские. Хотя это была своеобразная часть интерьера, но было удобно и не надо было щуриться или тянуть глаза к вискам.